— Давай сюда свои ладони, — говорит она.
Ванесса неохотно кладет свои руки в руки Моны. Их кожа соприкасается, и Ванесса испытывает странное чувство — что-то похожее происходит, когда она становится невидимкой. Кажется, будто через нее проносится слабый порыв ветра.
В последние недели она немного научилась контролировать свою способность становиться невидимой. Она может заранее почувствовать приближение этого состояния и знает, как этому помешать. Теперь она учится становиться невидимой, когда этого хочется ей. Это гораздо сложнее. В первый раз у нее от напряжения даже пошла носом кровь.
Мона разглядывает ее руки, и Ванессе вдруг делается не по себе. Она ведь ничего не знает о Моне. Сердце Ванессы начинает колотиться быстрее, когда она, посчитав в уме недели, понимает, что Мона, судя по всему, появилась в городе прямо перед смертью Элиаса.
Зря ты сюда пришла, говорит Ванесса сама себе. Очень зря.
— Я вижу, ты самостоятельная молодая женщина, которая желает идти собственной дорогой, — говорит Мона.
— Какое глубокомысленное предположение! — отвечает Ванесса, чувствуя, что пульс снова замедляется.
— Мы тут не занимаемся предположениями! — Мона кидает на нее сердитый взгляд, потом продолжает: — Ты хочешь повидать мир и осмотреться вокруг.
— Боже мой, да я просто уникум!
Ерунда, никакой опасности нет. Все, что говорит Мона, справедливо для любой девушки возраста Ванессы. Мона — блеф, как и все остальные мамины гуру. И вот этот блеф поджимает губы, так что становится отчетливо видна каждая морщина на верхней губе, и, кажется, принимает решение.
— Ладно, тогда мы сделаем так.
Она крепче сжимает руки девушки.
Новое чувство наполняет Ванессу. Ощущения такие же, как когда Ида парила в воздухе в парке: кажется, будто воздух заряжен электричеством. На руках поднимаются дыбом волоски. Ванесса сидит, затаив дыхание.
— Я вижу мужчину, — говорит Мона. — У вас сложные отношения.
— Да? — произносит Ванесса, стараясь говорить как можно более равнодушно.
— Это не может долго продолжаться.
— Откуда вы это взяли?!
Мона криво улыбается.
— Хочешь, прекратим? Боишься правды?
Ванесса закусывает губу. Мона продолжает исследовать ее правую ладонь, проводя вдоль линии указательным пальцем. Ванессе становится щекотно.
— Видишь? Эти линии идут вместе до конца. Любовь всей твоей жизни не тот, кто ты думаешь, но ты его уже встретила. Ой, ой, ой… Ваш путь не будет усыпан лепестками роз. Но вы связаны друг с другом.
Мона смеется коротким каркающим смехом.
— Что вас так насмешило? — спрашивает Ванесса.
— Со временем поймешь.
Мона выпускает правую руку Ванессы и берется за левую.
— Ты считаешь, что тебя предал кто-то. Кто-то из родителей… — начинает Мона и вдруг наклоняется вперед так сильно, что кончик ее носа почти касается ладони Ванессы. — Ага! — вскрикивает она.
В горле у Ванессы пересыхает. Язык прилипает к небу, она не может выдавить ни слова. Мона глядит на нее с торжествующим видом.
— Я так и знала, — говорит она. — Подожди-ка.
Мона поднимается и идет к выкрашенному черной краской комоду. Когда она выдвигает верхний ящик, он скрипит так пронзительно, что Ванесса вздрагивает. Мона шумно роется в ящике, пока не находит то, что искала.
Ванесса успевает увидеть краем глаза пластиковый пакет с желтовато-белыми камнями, но Моны уже нет в комнате. Возвращается она через несколько секунд с сигаретой в углу рта и пепельницей из красного мрамора в руке. В другой руке она держит пакет.
— Мне необходимо кое-что повесомее, — говорит Мона.
Она осторожно развязывает пакет и высыпает содержимое на стол. Ванесса холодеет, поняв, что перед ней вовсе не камни.
Это зубы. Человеческие зубы.
— Видишь эти зарубки? — говорит Мона, держа перед ней два передних зуба.
Ванесса отшатывается.
— Не будь такой неженкой, — говорит Мона. — Скажи спасибо, что я не использую звериный помет или требуху.
Взгляд Ванессы скользит вниз, на стол. На поблескивающих зубах видны странные зарубки, различным образом пересекающие друг друга. На каждом зубе начертан узор.
— Это знаки огама, — говорит Мона. — Тысячи лет назад их использовали друиды. Некоторые считают, что эти знаки возникли еще раньше и что они происходят из пантеистических культов Ближнего Востока.
Мона собирает все зубы в пригоршню. Несколько раз трясет. Они скрежещут и стучат друг о друга. Затем она открывает руки, и зубы выскальзывают на поверхность стола. Ванесса снова чувствует в комнате электрический заряд, как будто кто-то легко проводит теркой по ее коже.
Мона переворачивает некоторые из зубов, теперь все они лежат знаками вверх. Затем она изучает результат, одновременно затягиваясь сигаретой, которую держит в углу рта.
— Этот знак, uath, обозначает ужас или страх, — объясняет она, указывая на большой коренной зуб. — А это… Нет. Тебе не нужно этого знать.
Мона испытующе смотрит на Ванессу.
— Нет, нужно, — с вызовом отвечает Ванесса.
— N'Geadal означает смерть. Смерть нависла над тобой.
Мона затягивается так сильно, что столбик пепла резко вырастает и грозит упасть в любую минуту. Она снимает с себя очки.
Ванессе трудно дышать. Кажется, комната медленно сужается, вот-вот стены сойдутся и уничтожат ее.
— Не нужно понимать все буквально, — говорит Мона спокойно, как будто они говорят о самых обычных вещах.
Ванесса резко поднимается, путается в складках бархата и наконец находит дверь в обычный мир, где есть воздух, где можно дышать.
— Привет, — говорит кто-то. Ванесса оглядывается вокруг.
Среди стеллажей стоит Линнея. Она держит в руках отливающую перламутром фаянсовую фигурку ангела.
— Он такой страшненький и ужасно крутой, правда? — говорит Линнея.
Ванесса смотрит на пухлого ангела, играющего на арфе. Выглядеть круто эта гротескная вещица могла бы только дома у Линнеи.
Мона входит в магазин, оценивающе смотрит на шубу Линнеи из искусственного меха «леопарда», разрезанный и снова сколотый булавкой свитер, короткую розовую мини-юбку и высокие ботинки.
— Выворачивай карманы, — хрипит Мона.
— Почему это? — говорит Линнея.
— У меня нюх на воров.
— У меня и карманов-то нет, — говорит Линнея.
Она поворачивается кругом и победно улыбается.
Мона щупает шубу, исследует ее и вынужденно признает, что Линнея говорит правду.