И тут она заметила, как отец Филарет, сцепивший руки в замок на животе, вдруг незаметно от прочих показал ей четыре пальца.
– Апрельский ты отрок! – заявила Анна, и Мишель вытаращился на нее. Видимо, он не ожидал, что она угадает.
– Хорошо, повезло просто! – заявил он. – Вот скажи, как зовут…
Он задумался, шевеля губами и стараясь выдумать что-то каверзное.
– Как звали девку ту срамную, с которой я невинность потерял? – произнес он наконец, и князь захохотал.
Хохот у него был крайне громкий, так что никто не слышал, как отец Филарет прошептал:
– Акулина!
Князь же, насмеявшись вдоволь, заявил:
– Ну ты, Мишель, как всегда, о непотребном! Еще попроси сказать, сколько тебе лет тогда было!
Он взглянул на Анну и хитро произнес:
– Итак, предсказательница, каков твой ответ?
– Звали ее…
Анна сделала драматическую паузу, а потом выпалила:
– Акулиной ее звали!
Мишель разинул рот и в страхе отошел к стене. Князь же в изумлении посмотрел на Анну и произнес:
– Да, с месяцем рождения могло быть просто пальцем в небо, но не с именем этой чертовки Акулины! Об этом только я знал да ты, кузен…
Он посмотрел на отца Филарета, а Мишель забормотал, переменив тон:
– Милая вершительница судеб, скажите, сколько мне жить еще осталось?
Анну так и подмывало сообщить Мишелю, что две недели, но его перебил князь:
– Теперь я хочу знать! Скажи, Анна, что меня ждет?
Анна вспомнила биографию князя. Однако не говорить же ему, что он, вероятно, утопит в пруду свою беременную жену, а сам в итоге сойдет с ума?
– Вы, ваше сиятельство, появились на свет в рубашке! – сказала она, припоминая то, что ей было известно о князе и что она читала о нем в исторических монографиях. – Матушка поехала в гости и родила вас в карете…
Князь уставился на нее, и Анна заметила, что сверлит ее взглядом и отец Филарет.
– И сие было предзнаменованием вашей придворной карьеры. Императрица Екатерина гуляла по парку с левретками, и одна из них вдруг потерялась. Вы же бросились на поиски и нашли ее с поврежденной лапкой в яме…
Глаза князя затуманились, он в волнении проговорил:
– О, милая Анна, я верю, я верю! Вы – восьмое чудо света!
И, повернувшись к слугам, барственно произнес:
– Мадемуазель Анна – моя гостья! Как и ее брат, месье Павел. А кто посмеет заикнуться про ведьму, с того три шкуры спущу!
Повернувшись к Анне, он взял ее под руку. Анна ощутила, как его ладонь словно случайно скользнула по ее ягодицам.
– Милая Анна! Вы ведь разрешите мне так называть вас? Вы настоящий ангел! Наверняка вы голодны?
– Я голоден! – буркнул Пашка, и князь хлопнул в ладоши:
– Ну, остолопы, чего не шевелитесь? Живо готовьте скромный ужин для мадемуазель Анны и месье Павла!
Повторять дважды его сиятельству не пришлось – остолопы, то бишь верные слуги, тотчас сорвались с места и бросились выполнять его приказания. Даже управляющий Захар Архипович моментально подобрел и любезно приложился к руке Анны.
– Милая моя, позвольте заметить, что наряд на вас весьма экстравагантный! – заявил князь с улыбкой. – Однако разрешите вам предложить помощь горничных моей супруги!
Анну провели в одну из соседних комнат, где несколько девиц стали проворно сновать перед большим зеркалом, около которого застыла девушка. Они подавали ей одно платье за другим, Анна же не знала, что и сказать, потому что было что-то странное и унизительное в том, что она надевала на себя наряды княгини.
– Ее сиятельство больны? – спросила Анна у одной из девиц, и та, вспыхнув, ответила:
– Нет, что вы, барыня! Ее сиятельство на сносях!
Ну конечно, как она могла забыть это! Ведь княгиня была беременна, и вскоре ей предстояло утонуть в озере. Анну передернуло, но не только от мысли об ужасной смерти. Ей показалось, что за ней кто-то наблюдает.
Анна осторожно перевела взгляд на картину, висевшую прямо напротив зеркала, и поняла, что у изображенного на картине Пана глаза человека, который, притаившись в соседней комнате, наблюдал за тем, как она примеряет платья.
Анна вытащила из стоявшей на тумбочке шкатулки эгрет, завершавшийся большой длинной иглой. И, делая вид, что рассматривает себя в зеркале, подошла к картине и легонько ткнула острием иглы в прорезь.
Послышался приглушенный мужской крик, Анна указала на первое попавшееся платье и сказала:
– Я надену это!
Горничные помогли ей облачиться в платье и даже пожелали украсить ее шею изумительными драгоценностями, но Анна отказалась – это было бы чересчур. Затем ее проводили в располагавшуюся на первом этаже дворца трапезную залу.
Мерцали свечи, а стол ломился от яств. И только тогда Анна поняла, что по-настоящему голодна. Сколько же она не ела? По сути, больше двухсот лет!
Пашка, облаченный в роскошный камзол, алчно впивался зубами в куриную ножку. Анна заметила за столом Мишеля, пожиравшего ее глазами, управляющего имением Захара Архиповича, его ветреную супругу Амалию Карловну.
Через другую дверь в залу вошли отец Филарет и невысокая, темноволосая, красивой наружности молодая женщина, которая была на сносях. Анна поняла, что это и есть княгиня Святополк-Донская.
Анна уловила на себе взгляд княгини, которая наверняка поняла, что незнакомка облачилась в одно из ее платьев. Но что можно сказать в таком случае? Извините, я прибыла из будущего и мне требуется подходящее для торжественной ситуации одеяние?
Поджав губы, княгиня опустилась у противоположного торца стола. Затем появился и князь. Анна заметила, что его сиятельство прижимал к глазу шелковый платок. Все сразу бросились к его сиятельству, желая узнать, что же с ним стряслось.
– Полноте, пустяки! – заявил тот капризно. – Соринка в глаз попала, и всего-то!
– Еще бы, ваше сиятельство, наверняка соринка с одной из многочисленных картин, коих в вашем замечательном дворце так много! – заметила Анна и опустилась на стул.
Ее фраза князя не задела и не разозлила. Более того, он стал выказывать ей всяческие знаки внимания, причем, как поняла Анна, намеренно, дабы помучить свою беременную супругу. Что же за изверг и деспот был этот Святополк-Донской! А его жена сносила все грубости с кротостью и смирением.
Завязалась застольная беседа. Князь пожелал узнать у Анны, кто ее родители и как она узнала о наличии у себя дара. Пришлось изобретать что-то на ходу, причем, как поняла Анна, звучало все, что она говорила, смешно и жалко.
Но, кажется, она произвела впечатление на присутствующих, потому что князь вдруг посмотрел на свою беременную супругу и заявил по-французски: