С приближением вечера становилось холоднее. Пошел дождь. Слякоть стало прихватывать ледком. Туман рассеивался, и, когда видимость улучшилась, я понял, что очаги пожаров куда более многочисленны, чем представлялось мне ранее. Огонь распространялся без удержу, так что подмерзшая было жижа снова начала таять.

На смену туману пришел едкий дым.

– Эдак нам придется таскать дровишки с гор, – сказал я Тай Дэю и разослал распоряжение больше дома не поджигать. Большого успеха это не возымело.

Издерганные солдаты то и дело выпускали огненные шары куда угодно, включая друг друга, чем, надо полагать, немало потешали Могабу. Настала ночь. А оставаться в Кьяулуне под покровом ночи мне совсем не хотелось. Накомандовался я вволю, и пляшущие отблески пожаров теперь действовали мне на нервы. Самое подходящее времечко, чтобы Хозяин Теней выпустил своих любимцев.

– Видел? – спросил я.

– Что? – озадаченно переспросил Тай Дэй.

– Поручиться не могу. Глаза у меня уже не те, что прежде, но…

Я заткнулся. Не было нужды говорить Тай Дэю, что в причудливом, скачущем свете я приметил дядюшку Доя, скользившего так, словно он сам был Тенью. За его спиной держалось нечто, весьма напоминавшее тролля.

Матушка Гота.

Интересно. Весьма интересно.

– Давай пройдемся.

Я поспешил в том направлении, куда удалились мои свойственники. Тай Дэй, ясное дело, потащился следом.

– Тай Дэй. Что ты на самом деле знаешь о дядюшке Дое? Что движет им? К чему он стремится?

Тай Дэй буркнул нечто невразумительное.

– Отвечай, черт побери! Мы же родня!

– Ты воин Черного Отряда.

– Верно, пропади ты пропадом. Ну и что?

Снова невразумительное бурчание.

– Готов признать, что я недостаточно низенький, гаденький, костлявый, тупой болотный коротышка, чтобы считаться подлинным нюень бао де дуань, но, кажется, для Сари я был подходящим мужем!

Мне пришлось подавить желание схватить Тай Дэя за шкирятник и колошматить его о стену до тех пор, пока он не сознается, зачем они похитили мою жену и объявили ее умершей. В последнее время я ловил себя на мысли, что по части расизма мог бы утереть нос и Тай Дэю, и всем его соплеменникам.

– Он жрец, – помолчав, признался Тай Дэй.

– Ох. Ну и удивил же ты меня, брат. За дурака меня держишь? Я тебе не женгал.

На языке нюень бао это коротенькое словечко означало «уродливый от рождения, безмозглый чужеземец».

– Он – хранитель старины, брат. Кладезь древних преданий, знаток исконных обычаев. Давным-давно мы пришли в дельту из иной земли и сами были совсем иными. Ныне мы живем, как должны жить сейчас, но среди нас есть люди, хранящие сокровенные знания о прошлом. Тебе, как летописцу Черного Отряда, это должно быть понятно. Может, оно и так.

Усилившийся дождь превратил улицы в сплошные лужи. Не слишком глубокие, по большей части не глубже дюйма; это заставило меня вспомнить о затопленных улицах другого города. Это просто кошмарная игра воображения, внушал я себе. Возможно, наваждение, посылаемое Киной. Вонища здесь, конечно, имеется, но это не Деджагор. Здесь нам не придется есть крыс, голубей и ворон. И никто не станет прибегать к мрачным обрядам, требующим человеческих жертвоприношений. Я внимательно пригляделся к Тай Дэю. Похоже, ему тоже вспомнились те времена.

– Там, по крайней мере, было теплее, – промолвил я.

– Я помню это, брат. Я все помню.

Он имел в виду, что помнит, почему так много его соплеменников сочли своим долгом чуть ли не служить воинам Черного Отряда.

– Я хочу, чтобы ты помнил те дни всегда, Тай Дэй. Мы оказались в ловушке, но выжили. Там я многому научился. Теперь меня ничем не проймешь.

Я побывал в аду и отбыл там свой срок. Нынче даже сама мрачная Кина не имела возможности ввергнуть меня в худшие беды, нежели те, что я уже пережил.

Отвлекшись на разговоры и размышления, я упустил из виду дядюшку Доя. Если это действительно был дядюшка Дой. Мы с Тай Дэем оставались на улицах, пытаясь воодушевить солдат и в то же время силясь забыть о своих каникулах в аду.

О дядюшке Дое этот маленький паршивец не проронит больше ни слова.

51

Костоправ был недоволен.

– Нечего рогом упираться, Мурген. У тебя не было нужды подвергать себя такому риску.

– Я выяснил, что князь затевает какую-то гадость.

– Подумаешь, великое дело. От этой задницы мы ничего другого и не ждали.

– К тому же, я видел дядюшку Доя. Он тоже шнырял в развалинах.

– Ну и что?

– Так ведь ты всю дорогу беспокоился насчет моих родственников.

– Теперь это уже не так важно.

Его слова насторожили меня. Опять он знал нечто такое, чем не хотел со мной делиться. Или же просто вознамерился сохранить свою точку зрения на происходящее в полнейшем секрете.

– Что случилось?

– Мы достигли верстового столба. Камня, на котором отмечено расстояние в милях. Никто этого не заметил, что дает нам обалденное преимущество.

– А пояснее нельзя?

– Ни в коем случае. Вдруг да пташка услышит.

– Скажи, почему ты встречаешься с этой птичницей? – Я взял за обычай приставать к нему с этим, так же, как он цеплялся ко мне с расспросами о дядюшке Дое. Что вовсе ему не нравилось. Ответа я не получил.

– У тебя есть дело. По существу, даже два. Вот ими и занимайся. Если я лишусь тебя, у меня не останется никого, кроме Одноглазого. – Он бросил на меня суровый взгляд.

– Представляю, как это будет ужасно.

Костоправ уловил мой сарказм.

– Когда будет готов Дрема? Что-то я давненько его не видел.

– Я тоже. – В данном случае, если подойти формально, мои слова не были ложью. – Уж больно занят был. Составлял чертеж внутренних помещений Вершины.

Что тоже соответствовало действительности. Я вычерчивал план, когда не находилось дела поинтересней. И не прилагал особых усилий для слежки, хотя кое за кем последить бы стоило.

– Ты знаешь, насколько глубоко уходят в землю его подвалы?

– Нет. Как не знают и вороны.

– Тут он, пожалуй, ошибался. Некогда Душелову довелось побывать в подземельях Вершины. В качестве узницы. Но с меня этого разговора хватило. Ясно, что нашей паранойе конца не видно.

– Ладно. Пожалуй, я прогуляюсь.

Одноглазый сидел напротив матушки Готы, по другую сторону костра. Они не разговаривали, однако их взаимная терпимость и сама по себе вызывала немалое удивление. Неужто паршивый колдунишка и впрямь пытался сосватать ее за Гоблина? Глазенки у него, во всяком случае, бегали так, словно он затеял какую-то пакость.