Да, есть над чем подумать в свободное время. И товарищи его, надо полагать, не избежали подобных мыслей, хотя независимость Кушмарраха пока что под вопросом.
Карза фыркнул, потом негромко рассмеялся.
– Дурачье! Они избрали неверный путь. Через парадный вход в крепость не попасть.
Бел-Сидек вдруг почувствовал дурноту. Сейчас, в этот момент воскрешают Накара Отвратительного…
Он бы дорого дал, чтобы точно знать, что на самом деле происходит в крепости.
Нет, надо гнать подобные мысли. Слишком страшно от них становится. Предводитель Союза Живых в случае возвращения Накара заведомо осужден на страшную смерть вместе с дартарами и геродианами.
– Вы всегда были гениальным стратегом, бел-Сидек, – вкрадчиво обратился к нему Король Дабдад. – Генерал назначил вас своим преемником. Как бы вы поступили на месте Фа'тада – если бы захватили крепость?
Не в характере Короля задавать подобные провокационные вопросы. Впрочем, иметь о чем-нибудь собственное суждение – тоже не в его духе. Но, значит, на сей раз он повел себя необычно. Правда, не хотел высказываться яснее, опасаясь насмешек.
Фа'тад мог стремиться овладеть самой крепостью не меньше, чем хранящимися там сокровищами. Благодаря неприступным стенам цитадели он прибрал бы к рукам весь город, обчистил бы его до нитки, а потом с добычей вернулся бы в родные горы. Другой вариант – он мог стать правителем Кушмарраха и грабить его не торопясь и со вкусом. Мог избрать и третий путь – быть милосердным повелителем, суровым лишь с геродианами и теми, кто открыто объявит себя врагами дартар.
Кстати, тогда бы у ал-Аклы появилось и место, где тратить приобретенные богатства.
Наконец-то, казалось бел-Сидеку, он понял истинные устремления Фа'тада ал-Аклы. Устремления, которые могли воплотиться или не воплотиться в жизнь, в зависимости от того, успеет ли он взять цитадель до воскресения Накара.
– Вы правы, Король. Спасибо, что вразумили меня. Я подумаю над вашими словами.
Это означало, увы, что Живые должны постараться предотвратить катастрофу, а значит – не избежать новых потерь.
– Мы все обязательно должны торчать под дождем? – спросил Салом Эджит. – Я бы с удовольствием обсушился немного.
– Согласен, – подхватил Карза.
Бел-Сидек кивнул. Впрочем, кто-то все равно должен был остаться следить за дартарами. Он спросил, нет ли добровольцев, и назначил Дабдада. Остальные атаманы укрылись в помещении и продолжали обсуждать ситуацию.
* * *
Отправившийся из Кушмарраха флот достиг дальнего берега залива Тун раньше, чем ожидалось. Погода здесь была значительно более благоприятной. Солдаты высадились на берег и приготовились еще до захода солнца достойно встретить турецких налетчиков. Что бы ни происходило в других местах – эта победа будет безусловным триумфом генерала Лентелло Кадо. Ни одна живая душа не видела высадки геродианских войск.
Зуки повсюду преследовал Арифа. Того пугал взгляд прежнего приятеля, злобный и безумный. Звериный взгляд.
Что ж это такое? Ариф детским своим умишком не мог ничего понять. Просто к прочим его страхам прибавился еще один.
В клетку снова вошел гигант, а с ним еще один человек. Ариф затрепетал. Что-то в этом коротышке напомнило ему… Зуки тоже испугался, хоть и не помнил ничего. Он убежал и спрятался в стае обезьян.
Мужчины смотрели на Арифа и о чем-то говорили так тихо, что малыш ничего не слышал, хоть и не сомневался, что речь идет о нем. Он хотел бежать, спрятаться, но ноги не повиновались ему. Приближаться к Зуки тоже не хотелось. А больше деваться было некуда.
Когда страшные дяди ушли, к Арифу подошла незнакомая девочка и молча уставилась на него. Это было неприятно.
– Папочка заберет меня отсюда, – вызывающе заявил Ариф. Он хотел верить, хотел убедить сам себя, что говорит правду. Вера помогала Арифу переносить весь этот кошмар.
С боевым ножом и мечом в руках Аарон чувствовал себя шутом. Он не мог избавиться от мысли, что спутники-дартары подсмеиваются над ним. Что он понимал в оружии? Он шесть лет не держал в руках меча, да и тогда ему приходилось лишь следить, чтоб лезвие было острым и не ржавело. Прошлой ночью у себя дома он впервые в жизни всерьез попытался убить человека.
Но потом Аарон пригляделся к дартарам поближе. Вряд ли многие из них были опытнее его. Они же совсем мальчишки! Ветеранов Фа'тад отправил в места вероятных сражений. У этих же ребят было лишь одно преимущество перед Аароном – они выросли в суровых условиях, с детства привыкли к жестокости.
Геродианская колдунья трещала без умолку. Даже Ногах не понимал ее и послал за переводчиком.
На зов его явился дартарин постарше. Молодые сразу занервничали и подтянулись. Мнение этого человека явно много значило для них.
– Мо'атабар, – пояснил Аарону Йосех, – сержант и друг нашего отца. Когда он здесь, дух отца словно заглядывает нам через плечо. – Мальчик сегодня определенно был в ударе.
Между тем ведьма продолжала тараторить, а Мо'атабар переводил. Сперва казалось, что слова ее лишены всякого смысла, что она думает вслух, говорит сама с собой. Но потом проскользнуло что-то о каких-то двух людях, следящих за ними. Для всех это было полной неожиданностью. Мо'атабару пришлось остановить ее, попросить повторить.
– Два человека смотрят на нас из крепости, с той башни. – Она кивком показала, откуда именно. – И еще с полдюжины с крыши красно-белого здания с балконами, вон там на площади…
Аарон взглянул в указанном ею направлении, стараясь не выдать своего беспокойства. Колдунья говорила о доме той безумной женщины, судовладелицы. Он заметил, как мелькнул на крыше дома чей-то силуэт. С такого расстояния и в полутьме опознать человека было невозможно.
– Живые, – констатировал Мо'атабар. – Сидят тихо, как мышки, а сами ни на секунду не оставляют нас без наблюдения. Эй, Фарук! – Мо'атабар шепнул что-то одному из младших дартар, и тот заспешил к Резиденции.
Ведьма теперь бормотала о чем-то другом, имеющем непосредственное отношение к ее работе.
– Что-то не так с этими воротами. Непохоже, что они ведут куда-то. Когда же я получу людей для экспериментов?
– Скоро, – пообещал Мо'атабар, – я только что послал человека за ними.
Лжешь, подумал Аарон: он понял достаточно из слов колдуньи, чтобы уловить смысл ее вопроса. С каким бы поручением ни отправился в Резиденцию Фарук, касалось оно исключительно Живых. Никто здесь не говорит правды. Каждый врет, виляет, выкручивается и пытается манипулировать другими. Кто, например, сказал хоть слово о роли, которую играет здесь он, Аарон?
Он не понимал, чем еще может быть полезен. Дартары точно расквитались с ним, позволив вертеться поблизости. Если только он не был им нужен как знамя, как символ и доказательство благородства их целей.