– Хорошо следи за красно-белыми вспышками, – говорит мне командир. – На радаре скалу можно и не опознать.
– Дистанция – сто тысяч, командир, – докладывает Тродаал.
– Прекрасно. Сколько еще идти, мистер Уэстхауз?
– Два часа до следующего включения главной тяги, командир. Всего часа три.
– Хмм. Продолжайте.
У меня уже слюнки текут. Эдак мы долго будем красться.
Тяга отключена. Приближаемся к спасательной станции. Я ловлю случайные проблески ее огней в ответ на наши сигналы.
– Командир, этот камень кувыркается.
– Черт возьми! – Он наклоняется над моим плечом. – Так и есть. Хотя не очень быстро. Замерь скорость.
Потихоньку приближаемся. Астероид крутится не так быстро, как мне показалось. Просто огней на нем несколько. Примерно оборот в минуту. Поперечник, по докладу Берберяна, больше двухсот метров. Вращается с биением.
Еще ближе, и я вижу причину его странного поведения.
– Дистанция? – запрашиваю я.
– Что? – переспрашивает Яневич.
Я ставлю максимальное увеличение.
– Сколько до этого проклятого астероида?
– Берберян! – рявкает Яневич. – Расстояние?
– Девятьсот тридцать километров, сэр.
Старпом обходит меня сзади.
– Что такое?
– Что-то тут не так.
Я тыкаю пальцем в большую глыбу, когда вращение выносит ее на свет. Яневич задумчиво хмурится. К нам присоединяется командир. Я спрашиваю:
– Можем пощупать низкоэнергетическим пучком?
– Берберян. – командует Старик. – Переходите в импульсный. Канцонери! Подключитесь к радару. Хочу посмотреть альбедо. Мистер Ухтхауз, полная остановка, если вас не затруднит.
Он покидает нас, по-обезьяньи лезет во внутренний круг.
Еще триста километров остаются позади, когда Уэстхауз останавливает корабль. Мы обмениваемся тревожными взглядами.
– Что это такое, сэр? – спрашивает Рыболов.
– Точно сказать не могу. Будто какой-то корабль на этом камне.
Появляется командир.
– Радарное альбедо слаборазличимо, – говорит он. – Мертвый корабль не выделяется на фоне железо-никелевого астероида.
Он пялится на экран. Ответов там нет.
– Нам бы осветительные ракеты.
– Если бы они собирались стрелять, мы бы уже знали, – говорит Яневич.
– Может быть. Откройте дверь!
Стоя у люка в оружейный отсек, он говорит мне:
– Перематывай пленки.
Через минуту Пиньяц двадцать секунд проверяет астероид лучом низковаттного лазера.
– Это корабль, – говорю я Яневичу. – Притом не наш.
Он смотрит, как я прокручиваю запись.
Судно похоже на вывернутую наизнанку фарфоровую чашку, метров тридцать – сорок в диаметре. Снова появляется командир. Вид у него озадаченный.
– Никогда такого не видел. Перешлите это Канцонери. Канцонери! Идентифицируйте этого типа.
Через минуту Канцонери говорит:
– Это десантно-высадочный модуль, командир.
Мы обмениваемся изумленными взглядами. Десантный модуль? Для высадки войск вторжения на планету?
– Что он здесь делает? – бормочет Яневич. – А что мы теперь будем делать? – добавляет он, повернувшись к командиру.
Старик смотрит на экран Рыболова.
– Тродаал? Есть что-нибудь из штаба?
– Переговоров много, но для нас – ничего, командир.
Командир связывается с оружейным отсеком.
– Мистер Пиньяц, жесткий пучок в эту болванку. Мистер Уэстхауз, приготовьтесь удирать.
Проходит несколько секунд, и Пиньяц стреляет. Летят пылающие обломки. Часть основания становится вишневой, затем блекнет. Посадочный отсек не отвечает.
Мы снова смотрим друг на друга.
– Спускайтесь потихоньку, мистер Уэстхауз, – говорит Старик.
Два часа растущего напряжения. Ни высадочный отсек, ни спасательная станция не откликаются. Сейчас мы в двадцати пяти километрах. Модуль заметно поврежден. Днище всмятку. Канцонери говорит, что удар и придал астероиду вращение. Все равно непонятно, что тут делает этот модуль. До Ханаана далеко.
Очевидно, экипаж отсека прибыл сюда с теми же намерениями, что и мы. Обе воюющие стороны пользуются чужими спасательными станциями.
Уэстхауз говорит, что может приспособиться к трепыханиям астероида. Но работа – пока не удастся каким-то образом заякориться – будет тонкой. Я спрашиваю командира:
– Какой смысл? Можно же пройти рядом, хоть посмотреть, стоит ли овчинка выделки.
Он хмыкает и удаляется. Я смотрю на Яневича, на спину командира, снова на старпома. Он показывает мне скрещенные пальцы. Тоже видит разложение, которое сдерживает только командир.
Беспокоит меня командир. Он чертовски близок к краю. Если у нас тут ничего не выйдет, он может сломаться. Все наши беды падают на его плечи, несмотря на то что слишком многое зависит не от него.
– Пятнадцать километров, – говорит Берберян.
Роуз и Тродаал обмениваются размышлениями о сокровищах, которые можно отыскать на спасательной станции. Слышу что-то насчет медсестер. Тродаал часто сам себя перебивает, повторяя вслух услышанное по радио.
Ситуация очевидна. Та фирма пытается размолоть в порошок Ханаан и все наши базы. Новости с большого спутника тревожные. Войска противника высадились на его поверхность.
– Похоже, плохо, сэр, – говорит Никастро.
Его лицо бледно, голос слаб. Я догадываюсь, что у него на уме. Какой смысл выжить в полете, вернуться домой и погибнуть во время вторжения?
Как же они действуют на самом Ханаане? Наверняка есть огромные территории, где они могут высаживаться, не встречая практически никакого сопротивления. Например, там, куда прибыл я. Единственное, что им придется сделать, – пробить брешь в планетарной защите.
– Десять километров, – докладывает Берберян.
– Кто из наших умеет работать в открытом космосе? – спрашивает командир старпома.
– Сейчас посмотрю списки, командир. – Яневич удаляется во внутренний круг, разговаривает с Канцонери.
– Командир? Мистер Бредли, мистер Пиньяц, шеф-квартирмейстер Никастро, Делла Векья.
– Кто такой Делла Векья?
– Новый парень у Вейреса. Третий в ремонтной команде.
– У кого больше часов?
– У мистера Бредли и сержанта Никастро.
– Сержант ни разу не выходил в открытый космос, сколько я его знаю.