"Тебе кажется, что ты нанес мне удар, убив одно из моих творений и похитив ничтожную кучку рабов из моего сада".

Ужас, вселяемый в меня Сетхом, перехлестывал через край, простираясь за пределы рассудка, доводя до безумия. Я осознал, что взираю на древний ужас человечества, на существо, которое впоследствии назовут сатаной.

"Ты вообразил, будто можешь избегнуть моей кары, добравшись до так называемого Рая", – продолжал Сетх, выжигая слова в моем сознании каленым железом.

Смеяться он не умел, но в его голосе я ощутил вспышку жгучего злорадства, когда он провозгласил:

"Я ниспошлю вам кару, которая заставит этих ничтожных мерзавцев молить о смерти и неугасимом пламени. Даже в вашем Раю я настигну вас темнейшей из ночей и заставлю молить о пощаде. Не ждите этого сегодня. Быть может, пройдет еще не одна ночь. Но кара неотвратима, и притом скорая".

Я уже дрожал от напряжения, пытаясь вырваться из мысленных пут – но совершенно молча, ибо был лишен голоса. Я далее не вспотел, хотя вся моя сила до последней капли уходила на борьбу со злобной волей страшного врага.

"Не пытайся противиться мне, человечишка! Наслаждайся крохами оставшейся тебе жизни. Я уничтожу вас всех до единого, и женщину, которую ты любишь, эту самозваную богиню, с вами заодно. Ее ждет мучительнейшая из смертей".

И вдруг я завопил, причем так, что легкие мои будто выворачивались наизнанку. Сидя на покрытой мхом земле среди деревьев Рая, я орал от ужаса, заодно изливая в этом крике и ненависть к себе самому – ненависть, порожденную моим бессилием.

5

Все сгрудились около меня, тараща глаза, в которых застыл немой вопрос.

– Что стряслось, Орион?!

– Ничего, – отозвался я. – Дурной сон, и только. – Но я взмок как мышь и вынужден был собрать всю свою волю, чтобы удержаться от дрожи.

Меня попросили рассказать сон, чтобы собравшиеся смогли его истолковать, я же твердил, что ничего не помню, и в конце концов меня оставили в покое.

Но люди были явно встревожены. А Аня смотрела на меня испытующе. Она-то понимала, что обычный кошмар не заставил бы меня издать ни звука.

– Надо трогаться! – объявил я всем. Нам следует углубиться в лес, уйти подальше от равнины. – Подразумевая: "Как можно дальше от Сетха", – хотя и не произнес этого вслух.

– Это был Золотой? – осведомилась шагавшая рядом со мной Аня. – Или кто-то другой из творцов?

Тряхнув головой, я проронил одно-единственное слово:

– Сетх.

Она страшно побледнела.

Несколько дней мы брели по лесу, следуя вдоль ручья, пока он не вывел нас к речушке, которая несла свои воды на юг. Теперь уже все мужчины были вооружены копьями, и я научил их укреплять деревянные острия, обугливая их в пламени костра. Мне хотелось отыскать место, где есть кремневая галька и кварц, чтобы можно было приступить к изготовлению каменных орудий.

Среди зелени ветвей порхали птицы, радуя глаз яркими переливами оперенья. Неумолчное жужжание насекомых стало привычным и потому незаметным фоном. Белки и прочие пушные зверьки при нашем приближении взбегали повыше на деревья и застывали, подергивая хвостами, они внимательно наблюдали за нами глазами-бусинками. По мере углубления в окутанный безмятежным покоем лес, страх перед тайным присутствием Сетха мало-помалу угасал.

Днем все выглядело мирным и дружелюбным, а вот ночью дела обстояли иначе. Темнота преображала мир. Даже сидя у большого костра, дававшего нам свет и тепло, мы ощущали затаившуюся в сумраке леса зловещую угрозу. Тени метались, как живые. Из темноты доносилось уханье и стоны. Даже деревья казались черными исковерканными фигурами, которые тянули к нам корявые пальцы. Холодные щупальца тумана шевелились за краем светлого круга, исподволь подбираясь все ближе, как только прогоревший костер начинал угасать.

В те беспросветные, жуткие ночи сон бежал от нас, часто прерываясь кошмарами и страхами перед неведомыми и невидимыми тварями, шнырявшими во мраке. Вперед мы шли при свете дня, когда лес полнился жизнерадостным пением птиц и был расцвечен радужными лучами солнца, пронизывавшими листву высоких деревьев, а по ночам сбивались в кучу, трепеща перед неизвестной опасностью.

Наконец мы вышли к гряде высоких зубчатых скал, где речушка – собственно говоря, наш ручей уже превратился в реку – пробила себе русло сквозь монолитный камень. Двигаясь по узенькой тропке, вившейся между рекой и скалами, мы вышли к полукруглой котловине. Казалось, могучая ладонь великана вырвала в этом месте полукруглый кусок скалы.

Оставив Аню с остальными на берегу, я отправился осматривать котловину. Ее вогнутые стены вздымались ввысь охряными, желтыми и серыми террасами, образованными разноцветными пластами гранита. По обе стороны от котловины высились остроконечные скалы, словно прямые, стройные шпили выделявшиеся на фоне ярко-синих небес.

Усеянное валунами дно котловины поросло кустарником и молодыми деревцами, а сквозь эту живую изгородь проглядывали черные устья пещер, зиявших в стенах. Вода и лес под рукой, держать здесь оборону очень удобно – любой подступающий враг будет как на ладони.

– Устроим здесь стоянку! – крикнул я спутникам, расположившимся отдохнуть у воды.

– …стоянку! – эхом прокатилось по котловине.

Все испуганно подскочили. Не успел я начать спуск, как весь отряд уже ринулся к тому месту, где я стоял.

– Мы слышали твой голос дважды, – испуганно сообщил Нох.

– Это эхо, – объяснил я. – Вот послушайте! – И, возвысив голос, выкрикнул собственное имя.

– Орион! – откликнулось эхо.

– Бог из скалы! – еле выговорила Рива. Колени ее тряслись.

– Нет-нет, – пытался разубедить их я. – Сама попробуй. Прокричи свое имя, Рива.

Она лишь крепко сжала губы и, испуганно уставившись в землю, отрицательно затрясла головой.

Вместо нее крикнула Аня. Следующим на это отважился юный Крон.

– Это все-таки бог, – не унимался Нох. – А может, злой дух.

– Ни то, ни другое, – стоял я на своем. – Это всего-навсего природное эхо. Звук отражается от скалы и долетает до нашего слуха.

Они явно не желали принимать столь прозаичное объяснение.

Наконец я сказал:

– Ладно, уж если это бог, то добрый, он будет нас защищать. Никто не сможет бесшумно пробраться через котловину.

Они неохотно согласились со мной. Пробираясь сквозь нагромождение валунов и сплетение деревьев к пещерам, я заметил, с какой опаской люди относятся к этому населенному призраками месту. Но их суеверные страхи отнюдь не вызвали во мне раздражения – напротив, я почти обрадовался, что они наконец-то продемонстрировали хоть какую-то силу духа и самостоятельность мышления. Вообще-то люди сделали, как я сказал, но зато проявили недовольство. Это уже не бессловесное стадо, покорное и трусливое. Они еще слушаются – но не беспрекословно, и то хорошо.