В данный момент меня больше заботили другие проблемы.

– Неужели творцы считают, что мы должны победить Сетха голыми руками?

– Вовсе нет, Орион. Теперь, утвердившись в этой эпохе, мы можем вернуться к творцам и взять с собой все необходимое – инструменты, оружие, машины, воинов… словом, все что угодно.

– Воинов? Вроде меня? Людей, созданных Золотым или другими творцами и посланных в прошлое, чтобы выполнить за них грязную работу?

– Не надеешься же ты, что они сами отправятся воевать? – со вздохом долготерпения проговорила Аня. – Они ведь не воины.

– Но ты-то здесь! Сражаешься. Не будь тебя, это чудовище меня прикончило бы.

– Я атавистичная натура, – чуть ли не с удовольствием проговорила она. – Я воительница. Настолько глупая женщина, что влюбилась в одно из наших собственных творений.

Огонь давным-давно был погашен, и землю озарял лишь просачивавшийся сквозь листву холодный, алебастрово-белый свет луны. Однако его хватало, чтобы я мог разглядеть, как прекрасна Аня, отчего любовь к ней вспыхнула в моей душе с новой силой.

– Мы сможем отправиться в обитель творцов, а потом вернуться в это же самое время и место?

– Да, конечно.

– Даже если проведем там долгие часы?

– Орион, в мире творцов есть великолепная башня на вершине мраморного утеса, мое любимое пристанище. Мы можем отправиться туда и провести там долгие часы, дни или даже месяцы, если ты пожелаешь.

– Я желаю!

Она легонько поцеловала меня, едва коснувшись губами.

– Тогда мы отправляемся.

Аня вложила свою ладонь в мою. Я невольно зажмурился, но ничего не ощутил. Когда же я вновь открыл глаза, мы по-прежнему находились на берегу ручья в эпохе неолита.

– Что стряслось?

Аня буквально окаменела от напряжения.

– Не получилось. Нечто – некто – преграждает доступ в континуум.

– Как преграждает? – Собственный голос показался мне чужим, каким-то писклявым от страха.

– Орион, мы в ловушке! – Аня и сама испугалась. – В ловушке!

4

Теперь чувства бывших рабов стали мне немного ближе и понятнее.

Легко быть отважным и уверенным в себе, когда знаешь, что дорога в континуум всегда для тебя открыта, когда знаешь, что пройти сквозь время не труднее, чем переступить порог. Разумеется, я мог ощущать жалость и даже презрение к этим трусливым людишкам, гнувшим спины перед жуткими хозяевами-ящерами, – ведь я имел возможность покинуть это время и место по собственному желанию, особенно пока Аня остается рядом и может сопроводить меня.

Но теперь мы в ловушке, путь к отступлению отрезан; в глубине души у меня шелохнулся затаенный ужас перед могущественными зловещими силами, которые грозили мне окончательной, необратимой смертью.

Иного пути, кроме дороги на юг, у нас не было. Мы шли вперед и вперед в надежде добраться до лесного Рая прежде, чем птерозавры – ищейки Сетха – обнаружат нас. Каждое утро мы вставали, чтобы продолжить путь к недосягаемому южному горизонту. И каждый вечер мы останавливались на ночлег под самым плотным лиственным покровом, какой могли отыскать. Мужчины учились охотиться на дичь, а женщины собирали фрукты и ягоды.

Всякий раз, как только показывались птерозавры, прочесывавшие небеса, мы падали на землю и цепенели, будто мыши при виде ястреба. А после возобновляли марш на юг. В Рай. Но горизонт оставался все таким же ровным и далеким, как в самый первый день нашего странствия.

Порой вдали маячили стада животных – крупных созданий, под стать бизонам или оленям. Как-то раз мы подошли к ним достаточно близко, чтобы разглядеть саблезубых тигров, подкрадывавшихся к стаду. Даже изящные тигрицы воплощали угрозу, а уж массивные самцы с похожими на ятаганы клыками и косматыми гривами казались еще ужаснее. Звери не обратили на нас ни малейшего внимания, а мы предпочли обойти их стороной.

Больше всего меня тревожила Аня. Прежде я ни разу не замечал в ней признаков страха, но теперь она была явно напугана. Я знал, что она каждую ночь пытается установить контакт с остальными творцами – богоподобными людьми из будущего, сотворившими человечество. Они создали меня, и я с все возраставшей неохотой служил им на протяжении тысячелетий. Мало-помалу я вспоминал иные времена, иные земли, иные жизни. И смерти.

Некогда я уже побывал в неолите с иным племенем охотников-собирателей – далеко от этой бесконечной, однообразной равнины, в холмистом краю близ Арарата. В другой раз я выводил отряд отчаявшихся солдат из снегов ледникового периода после кровавой битвы с неандертальцами.

Аня всегда оказывалась рядом со мной, часто в обличье обыкновенной женщины того времени и той местности, где я находился, и всегда была готова защитить меня, даже рискуя вызвать неудовольствие остальных творцов.

Теперь же мы шагали в Рай – быть может, представлявший собой всего лишь полузабытую легенду, – убегая от дьявольских чудовищ, скорее всего захвативших полный контроль над здешним отрезком континуума. И Аня столь же беспомощна, как остальные.

Иногда по ночам мы занимались любовью – спаривались, как наши полудикие спутники, на земле, в темноте, украдкой и молча, будто совершали нечто постыдное. Наша близость быстро оканчивалась, не успокоив ни души, ни тела.

Лишь на четвертую или пятую ночь я заметил, что мать, спасенная мной от наказания, повадилась спать рядом со мной. На первой ночевке она с ребенком находилась в нескольких шагах от меня, но с каждым разом подбиралась все ближе. Аня тоже это заметила и ласково с ней переговорила.

– Ее зовут Рива, – сообщила мне Аня утром, когда мы двинулись в путь. – Ее муж был забит насмерть ящерами-охранниками за попытку утащить немного пищи, чтобы она могла вскормить ребенка.

– Но зачем…

– Ты защитил ее. Ты спас ее и малыша. Она весьма застенчива, но пытается набраться смелости, чтобы сказать, что будет твоей второй женщиной, если ты примешь ее.

Меня это не удивило, а привело в замешательство.

– Но мне не нужна другая женщина!

– Тс-с-с! – одернула меня Аня, хотя мы и говорили на языке, непонятном этим людям. – Ты не должен открыто отвергать ее. Она нуждается в покровителе для ребенка и готова в благодарности за защиту предложить свое тело.

Я исподволь бросил взгляд на Риву – на вид ей было не больше четырнадцати – пятнадцати лет; худая как щепка, покрытая многодневным слоем въевшейся в кожу грязи, с длинными нечесаными волосами, сбившимися в сальные космы, она выглядела ужасно. Неся спящего ребенка на костлявом бедре, она молча, без единой жалобы следовала за всеми.

Аню, купавшуюся всякий раз, когда нам удавалось найти достаточно много воды и уединенное место, сложившаяся ситуация ничуть не смутила, а вроде бы даже позабавила.