Он не смотрел по сторонам, но банку из-под пива «Red Bull», фасовкой ноль-пять, стоящую у седьмой от перекрестка урны, заметил. Не мог не заметить, так как ради нее здесь оказался.
Нужного сорта банка стояла в надлежащем месте, в условленное время. Значит, все нормально, значит, встреча состоится.
Двадцать восьмого в тринадцать часов Резидент был на стадионе. Был на северной трибуне. Играли две популярные в городе команды, поэтому зрителей было много, что обеспечивало нужный шумовой фон.
В 13.03 на противоположной южной трибуне появился опоздавший на три минуты молодой человек, который стал пробираться по девятому ряду на свое место. Резидент наблюдал его в полевой бинокль, делая вид, что следит за игрой. Молодой человек дошел до места и плюхнулся на скамейку. Тот же самый молодой человек, что два дня назад пробежал по переходному мосту.
Резидент внимательно оглядел южную трибуну.
Нет, молодой человек пришел один. Никто вслед за ним не опаздывал, а если опаздывал, то в его сторону не шел.
Резидент ряд за рядом осмотрел болельщиков в седьмом, восьмом, девятом, десятом, одиннадцатом рядах. Постарался запомнить, кто где сидит. И запомнить лица.
Абрис черепа, лоб, нос, цвет глаз…
Потом он убрал бинокль и стал «болеть». Он кричал, когда кричали все, в отчаянии рвал на себе волосы, когда рвали все…
Он ничем не отличался от тысяч других болельщиков. Кроме одного — его совершенно не интересовал итог матча. И никак не трогало, когда мяч вкатывался в ворота. Потому что он смотрел не на ворота и не на мяч, а смотрел на выходы, ведущие на трибуны. Не появится ли там кто-нибудь, кто бросит случайный взгляд в сторону девятого ряда и не присядет ли где-нибудь поблизости?
Его позиция была идеальна — его не видел никто, он видел всех.
Нет, кажется, чисто…
В перерыве между таймами Резидент пересел на другое место. На менее удобное, если смотреть матч, но более, если не смотреть. Рядом присел еще один болельщик, которого менее всего интересовал матч.
Резидент внимательно оглядел сидящих вокруг людей. Он всматривался в лица. Он пытался найти тех, кого видел на южной трибуне, кто сидел рядом с Курьером в седьмом, девятом, одиннадцатом рядах. Абрис лиц, лоб, нос…
Нет, никто не похож.
Он оглядел в бинокль седьмой, восьмой… одиннадцатый ряды. Перестановок не было. Все болельщики сидели на местах. Кроме одного болельщика, который сидел рядом.
— Ну привет, — тихо, на фоне всплеска общего гама, сказал Резидент.
— Здравствуйте.
Подслушать их разговор было невозможно. Никакие направленные микрофоны не смогли бы разобрать их полушепот в гуле тысяч орущих голосов.
— Где груз? — спросил и тут же дико заорал Резидент: — Давай, давай, ну давай же! Мазила!
— На вокзале. В подвале, где автоматические камеры хранения. Сорок восьмая камера. Код…
— Да не было аута! Не было, сволочь!
— Что мне делать дальше?
— Снимай жилье, устраивайся на работу. Контакты через газету «Городская афиша». Рубрика «размен». Я укажу телефон…
— Ты куда бьешь, дурак, левее, левее бей?!
Больше они о деле не говорили, потому что сказали все. Они досмотрели матч до конца и разошлись, растворились в толпе выходящих со стадиона болельщиков.
В назначенное время Девяносто второй на встречу не прибыл. Не прибыл в контрольное. Не прибыл в резервное. Не прибыл после.
Он не вернулся назад. Не сообщил о себе по контактному телефону. Не явился лично.
Он пропал. Как в воду канул.
Исчезновение Девяносто второго доложили Девятому.
— Девяносто второй не прибыл к месту встречи.
— Как так?
— Подробности пока неизвестны.
— Но он хотя бы прибыл в пункт назначения?
— Это тоже неизвестно.
Девятый выматерился и пошел на доклад к Восьмому. Восьмой был его непосредственным начальником, потому что обозначался меньшей цифрой. Так было удобней, начальство обозначалось цифрами в порядке возрастания, подчиненные — двумя цифрами, первая из которой была цифрой начальника.
Девяносто второй был человеком Девятого. И, значит, держать ответ за него было ему.
— У нас ЧП. Пропал Девяносто второй.
— С грузом?
— С грузом.
— При каких обстоятельствах?
— Пока неизвестно.
— Утечка информации возможна? — после паузы задал самый главный вопрос Восьмой. Девятый молчал.
— Я спрашиваю: возможна утечка информации или нет?!
— Я думаю…
— Тебе не думать надо, тебе знать надо! Иди и ищи своего человека. И найди! Хоть из-под земли! Хоть со дна океана! И если не найдешь, то…
— Найду!
Вернувшись к себе, Девятый выпил залпом полграфина воды и вызвал Девяносто первого.
— Что нового?
— Ничего.
— Ничего — мало. Мне сейчас по твоей милости такой фитиль вставили…
Девяносто первый виновато потупил взор.
— Что делать думаешь?
— Для начала пройтись по его связям…
— Думаешь, он мог сдать груз налево?
— Вряд ли. Но эта версия самая для нас опасная, с нее и начинать.
— Пожалуй.
И вот что еще — запусти-ка ты по его маршруту своего человека. Кого-нибудь поприличней, без запаха портянок, — ему с людьми работать. Пусть за ним пройдет, след в след пройдет! И в каждую щель сунется!
— Есть!..
Приятный во всех отнбшениях молодой человек зашел в здание аэровокзала, взглянул на часы и прошел в буфет выпить кофе. Он пил кофе до тех пор, пока очередь, стоящая на регистрацию, не рассосалась. И подошел, когда там никого уже не было.
— Ваш билет.
— К сожалению, у меня нет билета. Но тем не менее я прошу вас не прогонять меня.
Девушки за стойкой взглянули на подошедшего безбилетника. Но уже не как на пассажира, как на очень даже ничего парня. И автоматически поправили прически.
— Никто вас и не гонит.
— А скажите мне, девушки, только честно, вы хотите помочь правосудию?
И быстро, так что ничего не разобрать, махнул в воздухе удостоверением с фотографией и печатями. Девушки слегка скисли.
— Так вы…
— Да. Моя служба и опасна и трудна, — проникновенно пропел незнакомец. — Но может стать чуть менее опасна, если вы мне поможете. Поможете?
— Мы не знаем…