Телефон предназначался для одного-единственного читателя — для незнакомца, встреченного журналистом в безымянном кинотеатре, для участника тайного общества «Белый Орел». Для Ревизора.
Журналист рассчитал правильно. Ревизор не мог не обратить внимание на статью и не мог не заметить телефон.
Зверь выбежал на ловца. Выбежал сам. Ну что ж, пусть будет так. Так — даже лучше, чем иначе, потому что добровольцев нынче найти трудно, почти невозможно.
Ревизор позвонил до указанному в газете телефону.
— У меня есть для вас информация. Сегодня, в двадцать три вечера в парке Водников.
— Но как я узнаю?..
— Я сам к вам подойду.
В двадцать три в парке было уже темно. Журналист шатался по аллеям, опасаясь вместо информатора напороться на хулиганов.
Что и случилось.
Пропитого вида мужик подошел к нему сзади и начал с универсальной для подобных ситуаций реплики:
— Слышь, закурить есть?
Мужик стоял против фонаря, и лица его видно не было. Журналист пошарил по карманам, вытащил пачку сигарет.
— Спички!
Вытащил спички. И приготовился к тому, что его сейчас будут бить.
— Вы хотели меня видеть? — спросил мужик.
— Я?.. Вы?!
— Что вы хотите?
— Быть вам полезен.
— Мне?
— Вашей организации.
— Какой? О какой организации вы говорите?
Журналист понял, что так разговаривать нельзя. Понял, что его не допустят в тайну. Что придется «дружить» втемную.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Можете…
Журналист был к месту. Он. действительно мог помочь, став передаточной от Ревизора к нужным ему людям зубчаткой. Которая будет проворачиваться в угодную Ревизору сторону, раскручивая десятки других, не знающих, от кого исходит начальный толчок, шестерней. Механизм придет в движение. От одной-единственной зубчатки. От журналиста Сорокина. Потом, когда запахнет жареным, его можно будет выбить из цепочки и остаться невидимкой.
— Мне нужно организовать газетную компанию.
— Но я думал…
— Каждый должен делать то, что умеет. Вы умеете писать. И имеете знакомства в журналистской среде. На своем месте вы можете принести больше пользы, чем на чужом.
— Какого характера будут статьи?
— Разоблачительного.
— Возможно, это не мое дело, но у меня есть опыт подобного рода публикаций. Отрицательный опыт. Сейчас печатное слово никого не способно воспитать и никого не способно напугать. Поверьте, вы идете по ложному пути.
— Может быть, но других возможностей у нас нет. И нет другого человека, который мог бы нам помочь.
«Нам» прозвучало впервые, и прозвучало очень многозначительно.
— Хорошо, я попробую опубликовать серию статей в своей газете.
— Вы меня не поняли, нам не нужна ваша газета, нам нужны все газеты и все каналы телевидения.
— Они не пойдут на это.
— А вы попробуйте их убедить. Найдите веские аргументы. Например, такие.
Незнакомец поднял полиэтиленовый пакет, потянул в стороны ручки. Пакет был набит долларами.
— Этого хватит?
— Этого?! Наверное… То есть я хотел сказать, конечно…
— Тогда забирайте, — протянул пакет.
— А материал?
— Материал вы получите по электронной почте. Только надо сделать так, чтобы он вышел везде и разом…
Материал вышел не везде, но разом.
В нескольких популярных газетах были напечатаны критические, в отношении областного руководства, статьи. В статьях назывались адреса незаконно приватизированных дач, подставные, через которые уходили бюджетные деньги, фирмы, фамилии потерпевших от чиновничьего произвола граждан.
Статьи вызвали широкий резонанс. Обрушивший рейтинг власти сразу на шесть десятых процента.
В четырех шедших в прямом эфире радио- и телепередачах радиослушатели, за сто долларов звонок, обрушились на местную администрацию с критическими выступлениями. Но не все дозвонившиеся до редакции люди критиковали власть, некоторые защищали, говоря, что да, что они казнокрады и развратники, но теперь не воруют и не гуляют на уворованные деньги только дураки, и надо радоваться хотя бы тому, что областью управляют не дураки.
Рейтинг отреагировал еще восемью десятыми. Власть ответила репрессиями. Под благовидным предлогом были закрыты две ежедневные газеты. Это было ошибкой. Скандал — лучшая реклама. Реклама скандальных статей. Нанятые Сорокиным журналисты ответили массированной критикой властей. Теперь аргументированной их неуклюжими действиями.
Минус еще почти процент. Потому что наш народ любит пострадавших за правду и не жалует тех, от кого они пострадали.
Но это еще не была атака, была лишь разведка боем. Главные калибры заговорили позже.
В одно прекрасное утро из почтовых ящиков жители областного центра вытащили цветной, иллюстрированный журнал, называвшийся «Частная жизнь звезд» с припиской: «На правах плейбоя». На первых страницах, для затравки, действительно была частная жизнь звезд, а вот на последующих… На последующих была частная жизнь областных и городских начальников. Проиллюстрированная цветными фотографиями.
Кто выпустил журнал и как он попал в ящики, установить было невозможно, на страницах не было выходных данных, адресов редакции и координат типографии. Вообще ничего не было. Журналы разнесли по подъездам нанятые каким-то мужиком подростки. Тот мужик был нанят другим мужиком, который был в городе пролетом, всего пять часов и через эти пять часов отбыл во Владивосток.
Но это был не последний удар.
Вечером того же дня, поздно, по двум местным телеканалам прошли фильмы, помеченные двумя крестами. Главными героями были герои скандальных статей. Народ прильнул к экранам, наблюдая за их телодвижениями. Оказывается, большие начальники делали все то же самое, что простые смертные. И даже гораздо хуже.
Зрителей возмутили даже не проститутки, возмутили интерьеры и употребляемая в перерывах, между употреблением проституток, выпивка и закуска. Тем более что закадровый голос называл их примерную цену.
Итого еще минус два с половиной процента.
Хозяева каналов недоуменно разводили руками. Никаких таких сюжетов они в эфир не давали. И действительно не давали, потому что давали техработники, которые запустили пленку сразу после окончания программы передач. Их, конечно, уволили. Но в материальном плане они не пострадали, так как получили за свою пятнадцатиминутную работу десятилетнюю зарплату. А кто ту кассету принес, они знать не знали — какой-то мужик, которого никто не запомнил.