– Как я могу помнить? – вскричал он. – Их было так много! Откуда мне помнить какого-то мальчишку и девчонку?
– Отпусти его! – сказал я Гаркану. – Скорей всего твои дети уже отправлены в Пеллу.
Тот выпустил торговца, который стремительно исчез в дверях таверны.
– Пелла в Македонии, – Гаркан горько вздохнул, – значит, я их более не увижу.
– Почему ты так решил?
– О Филиппе и его царстве я знаю мало, однако говорят, что там не терпят разбойников. Люди соблюдают законы. Мне там не место.
Я улыбнулся, опуская руку на его плечо.
– Друг мой, ты прав – Филипп не терпит разбойников. Но у него самое лучшее войско на свете, и хорошему воину в нем всегда будут рады.
Герои прежних времен переплывали Геллеспонт. Александр дал клятву перед своими Соратниками, что однажды и он совершит это. Наверно, я мог бы переплыть Боспор, он уже Геллеспонта, хотя течение в нем быстрое и коварное. Впрочем, легче воспользоваться одним из паромов, плававших между Халкедоном и Бизантионом, ведь я не мог рассчитывать, что Гаркан и его люди сумеют переплыть пролив.
Шайка за зиму сократилась до девяти человек. Остальным опротивел разбой, и они ушли искать свои родные дома или чтобы начать жизнь на новом месте. Я был рад видеть среди оставшихся Бату. Гаркан сообщил мне, что нашел в нем сильного и хладнокровного бойца.
– Говорят, македонское войско переправилось в Абидос, – рассказал мне Гаркан, – на этот берег Геллеспонта.
– Это действительно правда?
Он пожал плечами:
– Так говорят на рыночной площади.
Итак, Филипп демонстрирует силу: он захватил плацдарм на азиатской стороне пролива, чтобы оттуда двинуть свою армию против Царя Царей, когда сочтет нужным. Переговоры складываются удачней, если их поддерживает сила оружия.
– Мы попадем в Пеллу быстрее, если отсюда переправимся через Боспор к Бизантиону.
– Это будет дорого, паломник. У нас с тобой не хватит монет, чтобы оплатить проезд.
– Но на что ты рассчитываешь? – Я остановился на полуслове. Ответ был мне известен: Гаркан приберегал деньги на выкуп детей.
Поэтому я сказал:
– Мне известно, где можно достать монеты.
Гаркан понял намек на лету.
– У работорговцев? – Он мрачно ухмыльнулся. – Да. Монет у них больше, чем у самого царя Мидаса.
– Но их трудно ограбить, – сказал Бату. – Их дома охраняются, а сами они никогда не выходят на улицу в одиночку.
– Мы достаточно сильны, чтобы справиться с любой охраной, – сказал я.
– Не спорю, – отвечал чернокожий. – Но мы не успеем донести монеты до пристани, как нас схватит городская стража.
Я кивнул. Бату был прав. Нельзя рассчитывать только на силу. Город слишком мал, и ограбление одного из богатых работорговцев встревожит стражу, которая первым делом примется останавливать все отходящие от пристани корабли. Итак, следовало прибегнуть к хитрости.
Нам повезло: дождь шел всю ночь. Изучая дом самого богатого работорговца в Халкедоне, я стоял под корявыми ветвями оливкового дерева. С веток капало. Гаркан и Бату горбились возле меня, мокрые, несчастные и недовольные.
– Высокая стена, – сожалел Бату, его глубокий голос грохотал отголосками дальнего грома.
– Одни только боги знают, сколько стражников охраняют этот дом, – нервно сказал Гаркан.
– Шестеро, – отвечал я. – И еще двенадцать спят сейчас в помещении для слуг на другой стороне двора.
– Откуда ты знаешь? – В хриплом шепоте Гаркана слышались нотки удивления и недоверия.
– Я провел целый вечер на ветвях большого дуба по ту сторону улицы.
– И никто тебя не заметил? Никто?
– Квартал очень богатый, улица – тише не бывает. Трудно было лишь прокрасться мимо стражников у подножия холма. Но, пробравшись сюда, я не встретил на этой улице никого, кроме разносчика фруктов с тележкой. Я подождал, пока он завернул за угол, потом залез на дерево. Густая листва укрыла меня. Ну а спустился я уже в полной темноте.
Я услышал, как Вату хихикнул.
– Ты доволен? – спросил я Гаркана.
– Вот что скажу: для паломника, – буркнул он, – у тебя странные повадки.
Мы решили, что оба они подождут в глубокой тени олив, выстроившихся вдоль улицы. Они должны были заняться городскими или хозяйскими стражниками, если те окажутся на улице.
– Дождь нам только на пользу, – проговорил я. – Сегодня гулять никто не пойдет.
– Да и стражники останутся у стены и не станут бродить по улицам, – добавил Вату.
Я кивнул.
– Если я не вернусь, когда небо начнет светлеть, возвращайтесь на постоялый двор, забирайте людей и уходите из города.
– Ты говоришь, Орион, как начальник, – сказал Гаркан.
Пришлось встряхнуть его за плечо.
– Я сказал только, что хочу, чтобы ты ушел отсюда вместе со своими людьми, даже если меня поймают.
– Я понял, – сказал он, – боги да будут с тобой!
– Они всегда со мной, – отвечал я, понимая, что он не может даже представить себе всей горечи, таившейся в этих словах.
– Удачи тебе! – проговорил Вату.
Я встряхнул свой влажный от дождя плащ, желая убедиться, что он не помешает моим движениям, потом оставил то сомнительное укрытие, которое предоставляло нам дерево. Холодные капли обжигали, хотя ветра не было вовсе. Двор работорговца окружала высокая стена, утыканная поверху остриями и битыми черепками. Садовники подрезали деревья, которые росли вдоль стены, а ее выбеленная поверхность оказалась настолько ровной, что я не мог ни за что зацепиться. Поэтому еще у оливы я побежал, пересек выложенную кирпичами улицу и подпрыгнул изо всех сил. Моя правая нога в сандалии оперлась о стену, и я протянул вверх правую руку. Пальцы нащупали край стены, а тело по инерции припало к ней. Не обращая внимания на острия колючки, я зацепился кончиками пальцев обеих рук, а затем подтянулся. Перед глазами моими оказался целый лес разнообразных острых предметов.
Я осторожно перебросил ногу на край стены. Мне с трудом удалось это сделать, так как почти весь верх был покрыт осколками и лезвиями. Однако смущали меня только собаки. Наблюдая днем и вечером за домом, я заметил несколько больших псов, разгуливавших по саду или валявшихся возле стен. Языки их свисали, крупные зубы белели. Дождь поможет мне: непогоду, сырость и холод собаки любят не больше людей, а ливень помешает им учуять меня.
Я перебрался через иззубренные черепки и колючки и медленно опустился на траву. А потом долго ждал, припав на одно колено, пока дождь сек холодом мою шею и нагие руки и ноги. Во дворе было пусто. Я не видел даже слуг, и лишь в одном окне первого этажа мелькал огонек.