– Вот именно, – кивнул генерал. – Но я же говорю: вся эта история – одна сплошная загадка. От кого-то, несомненно, покойный ожесточенно защищался, он все еще сжимал в руке окровавленный меч…
– Меч?
– Именно что меч, – сказал генерал. – Совершенно средневекового вида. И ножны на поясе имелись. Одежда на мертвецах была изодрана в клочья, но все равно можно было определить, что она не похожа на обычную. А впрочем… Мы их особенно и не разглядывали, лишь убедились, что они мертвы. Потому что рядом оказалось кое-что, требующее внимания в первую очередь. Точнее, кое-кто…
Воцарилось долгое молчание, во время которого Ольга могла убедиться, что черные клочья полупрозрачного вонючего (но не в обыденном человеческом смысле) «тумана» по-прежнему болтаются под самым потолком. Потом, побледнев, она сказала:
– Я вас правильно поняла…
– Совершенно верно, – кивнул генерал. – Мы услышали детский плач… Под корнями дуба лежал младенец, в самом обыкновенном покрывале, синем, кажется, атласном. Оно и сейчас, быть может, пылится где-нибудь в дальнем чулане, но, уверяю тебя, в нем нет ничего странного или необыкновенного: обычнейший кусок синего атласа, такой можно встретить в любой лавке. Атлас был безукоризненно чистым, а младенец… а ты, как очень быстро выяснилось, – совершенно невредима.
– А дальше?
– Вот, собственно, и все, – сказал генерал. – Почти… Хотя странности на этом не кончились. Охота, разумеется, была сорвана – кто бы продолжал гнать волка после такого… Егеря рассыпались по окрестностям, но никаких невиданных зверей не обнаружили. Тебя увезли в имение. А мертвые тела исчезли, необъяснимо и таинственно. Я распорядился, вернувшись в Вязинки, послать за ними телегу: во-первых, мертвые, кто бы они ни были, заслуживают христианского погребения, во-вторых, речь безусловно шла о насильственной смерти в моих землях и требовалось незамедлительное полицейское расследование. Но посланные тел уже не нашли. Клялись и божились, что возле дуба ничего не было: ни мертвых тел, ни крови, ни каких бы то ни было предметов. Туда опять был послан Данила с егерями, но и они ничего не нашли. А полицейское расследование опять-таки ни к чему не привело: ни одна живая душа не видела в окрестностях никаких странно выглядевших чужаков и уж тем более непонятных зверей. Ну, а ты, как легко догадаться, никакой ясности в происшедшее внести не могла, поскольку полугодовалый примерно младенец на такое не способен… Осмотревшие тебя доктора разводили руками и заверяли, что перед ними – самый обыкновенный младенец примерно полугода от роду, без малейших увечий или признаков дурного обращения, в котором таинственного не больше, чем в сапоге или стуле. Вот и все почти. Мы так больше ничего нового и не узнали, постепенно об этом происшествии перестали болтать. Какой смысл, если имеешь дело с совершеннейшей загадкой? Шли годы, а в тебе так и не появилось ничего загадочного или отличавшего от обычных детей. Просто-напросто – неведомо откуда взявшийся младенец, и не более того. Даже это ничего странного в себе не таит, – генерал выдвинул ящик стола и положил перед Ольгой какую-то вещицу. – Его у тебя сняли с шеи, а теперь, сдается мне, самое время вернуть…
Действительно, в украшении на филигранной работы цепочке не было ровным счетом ничего необычного: всего-навсего плоский медальон с синим камнем посередине. Никакой особой изысканности – разве что с лицевой стороны, где камень, по краю медальона нанесен чеканный узор, но весьма простой, из нехитрых завитушек. Судя по весу и виду, и медальон, и цепочка были золотыми.
– Золото, – сказал генерал, словно угадав ее мысли. – Ювелир это утверждал со всей определенностью. Правда, не нашлось ни пробирного клейма, ни клейма мастера, но это, несомненно, золото. Вот камень он не опознал. Уверял, что это, безусловно, не стекло, но точнее определить не сумел, что его, как серьезного знатока самоцветов, весьма раздосадовало. – Заметив движение Ольги, генерал сказал: – Нет, не открывается, мы пытались… Вроде бы и имеются крохотные петельки, но ювелир, как ни бился, открыть не смог, значит, медальон литой. И уж безусловно велик для того, чтобы вешать его на шею крохотному ребенку, по размерам подходит исключительно для взрослого человека… Ну, вот и все. Я понимаю, что мой рассказ тебя к разгадке не продвинет ни на шаг, но что поделать, если я знаю ровно столько, сколько сейчас рассказал, и никто не знает больше…
– Я вам и за это очень благодарна, – сказала Ольга, разглядывая изящную вещицу. – Но почему вы молчали раньше?
– Сам не знаю. Быть может, не хотел тебя огорчать. Ну что тебе эта загадочная история дает?
– Эта история? Саму себя. – Ольга печально усмехнулась. – По крайней мере я теперь совершенно точно знаю, откуда взялась, – пусть даже обстоятельства предельно загадочны. Это все же лучше, по-моему, чем полная неизвестность… Я могу забрать медальон?
– Ну разумеется, коли уж он твой… С уверенностью можно сказать только то, что под дубом нашли тебя и что медальон этот был у тебя на шее.
– Я пойду, с вашего позволения? Хочется побыть в одиночестве и подумать…
– Да, кончено.
Ольга была уже на полпути к двери, когда услышала голос генерала:
– Подожди…
Она вопросительно обернулась. Генерал быстро шел к ней, как-то странно дергая растопыренными пальцами стоячий, расшитый жестким золотым шитьем воротник повседневного мундира.
– Странно, – сказал он. – Камень в точности такого цвета, как твои глаза. Совершенно…
– Пожалуй, – сказала Ольга, разглядывая камень – Насколько я могу судить по своему отражению в зеркале…
– Точно тебе говорю, – произнес генерал новым, незнакомым голосом. – Совершенно как твои глаза. Твои глаза, синие, как небо, я готов смотреть в них…
В следующий миг он вдруг крепко обхватил Ольгу и прижал к себе так, что ее больно царапнули орденские звезды. Она была настолько ошарашена, что даже не пыталась вырываться. Замерла в объятиях, больше напоминавших медвежью хватку. Руки генерала зашарили по ее телу грубо, с невероятной развязностью, а в ушах звучал чужой, никогда не слышанный прежде голос:
– Сколько можно? Я устал на тебя смотреть и ничего не предпринимать, красавица моя… Ложись, будь умницей…
Не разжимая стальных объятий, генерал попытался опустить девушку на ковер, и тут-то Ольга опомнилась, собрала все силы. Глянула через плечо генерала и поневоле ахнула: в огромном зеркале, напротив которого они оказались, она увидела нечто черное, сморщенно-сухопарое, напоминавшее гротескно искаженную человеческую фигуру, словно составленную из черных корявых палочек или пучков горелых, покрытых копотью веток. Именно эта фигура, тесно прижавшись к генералу и охватив его запястья чем-то напоминавшим скрюченные пальцы, будто управляла всеми движениями Вязинского, а черный шар, заменявший этой твари голову, склонился так, словно черная фигура нашептывала что-то генералу на ухо: ну да, в нижней части шара виднелся горизонтальный разрез, кривящийся точно шепчущий рот…