– Ну, ладно, – с угрозой выдохнул он.
Зашел домой. Сумку с мешочком на кухню занес да там на полу оставил. А сам – снова на улицу. Взял в гараже садовые ножницы и отправился в конец улицы, туда, где на заброшенном дворе много ржавой колючей проволоки видел. Путь занял у него минут десять.
Уже отдирая проволоку от поваленного забора и жалея о забытом в гараже гвоздодере, который был бы сейчас весьма кстати, Дима поскользнулся и упал. А поднимаясь, бросил взгляд на колодец, в который он после несчастного случая сдохшего Мурика бросил. Поднялся на ноги, заглянул вниз. Теперь в колодце было еще больше мусора. Видимо, соседи использовали его как свалку. И поломанный стул в колодце лежал, которого в прошлый раз не было, и картонный ящик из-под китайской люстры.
«Вот так он и выбрался!» – подумал Дима о Мурике, припоминая, как жене кто-то говорил, что он в яму провалился и пока туда что-нибудь еще не кинут, не выберется.
Проволоку пришлось Диме отрывать кусками. Там, где она отрывалась легче, куски были длиннее. Там, где вытащить или разогнуть гвоздь, крепивший ее к забору, было невозможно, приходилось «колючку» просто перекусывать садовыми ножницами.
За полчаса работы удалось Диме оторвать и отрезать кусков двадцать разной длины, но одинаково ржавых. Сложил он эти куски в картонную коробку от китайской люстры, вытащенную из колодца. Вернулся к себе во двор. Оставив коробку с проволокой на пороге, зашел домой. В коридоре его Мурик-Мурло встретил. И мяукнул как-то уж очень жалобно.
– Чего ты? – спросил Дима. Проверил его миску – она была наполнена кошачьим печеньем.
Раздевшись, Дима зашел в ванную руки помыть. И тут заметил, что вода с его рук красная льется. Открыл ладони своему взгляду и увидел на них кроме ржавчины от проволоки еще и кровь. Отмывал долго и тщательно. А потом насчитал на ладонях по несколько дырок-ран от проволоки.
– Вот черт! – выдохнул в сердцах.
Заглянул в аптечку на кухне, но там ни зеленки, ни йода не было.
Зашел в комнату. Сел задумчиво на кровать. Тут же ему на колени мурик-мурло запрыгнул. Принялся ладони израненные шершавым своим языком лизать.
– Да ну тебя! – хотел было сбросить его с колен Дима.
Но кот когти в форменные брюки Димы пустил, и испугался Дима, что порвет мурик-мурло брюки.
Лизал кот поочередно то одну ладонь хозяина, то другую. А потом сам спрыгнул с колен.
Отдохнув, Дима надел рукавицы. Вынес из гаража ящик с гвоздями и молотком и старательно колючим веером из проволоки снова заделал злосчастную дырку в заборе. Только три метровых кусочка проволоки у него осталось, и, чтобы они не пропадали без пользы, прибил их Дима к верхним доскам забора, прямо над дыркой.
Киевская область. Макаровский район.
Сёла Марьяновка и Липовка
Егор никогда раньше не думал о Саратове. Знал, что есть такой город, да и все. Ему что Саратов, что Краков, что Стамбул – все было одинаковой заграницей с той лишь разницей, что в Саратове говорили по-русски.
За окошком хаты светало. Парализованная мама еще спала на своей железной кровати с хромированными спинками и панцирной сеткой под тонким матрасом. Как только она просыпалась, сразу начинала кашлять. А значит, надо было ставить чайник и готовить ей отвар из сушеных листьев малины и смородины. Чтобы ей было легче дышать. Но этим должна заниматься соседка, которая вот-вот придет. Но соседка знает, что Егор ночевал у мамы, поэтому особенно и не спешит.
Хата была маленькой, и всякий раз, когда Егор здесь ночевал или просто заезжал, то чувствовал внутри сильный стыд. Нет, ему не было стыдно, что он тут родился. Родиться – вообще не стыдно. На самом деле ведь это не ты взял и родился, а тебя родили на свет! Стыдно ему было за то, что мама до сих пор жила в этой хате, стыдно было за то, что при изменении названия страны жизнь в этой деревне и в этой хате никак не изменилась. Еще его отец собирался строить кирпичный дом, но тогда, до независимости, ему строиться не разрешил сельсовет. А теперь строить дом просто не имело смысла. Отец давно умер. Матери тоже недолго осталось. А если для себя строить – то надо поближе к Киеву, а на это нужны совершенно другие деньги. Деньги, которых у Егора нет. А тут еще эта анкета, которую ему, как и другим коллегам, передал «для размышления» заместитель начальника охраны. Правда, попросил посторонним не показывать. Анкета для желающих получить высокооплачиваемую работу и служебное жилье в российском городе Саратове. При переезде с семьей гарантировали большую жилплощадь и компенсацию за перевоз вещей и мебели.
Егор подбросил в грубку дров, открутил вентиль газового баллона под плитой и зажег конфорку. Поставил чайник и вышел во двор как был – в тапочках на босу ногу и в синих спортивных штанах и черной футболке.
Мороз приятно обжег локти и ступни. Дворик маленький, напротив порога – деревянная летняя кухня. Рядом слева могучий орех и забор, за которым – старый фруктовый сад. Все старое, но живое и плодоносящее. И замерший на зиму в кулак толщиной ствол старого виноградника, каждое лето заплетающий новой лозой небо над двориком. Арматуру этого «неба» еще отец сваривал, чтобы сидеть летом в тени за вынесенным на двор столом и пить под пение птиц чай, а иногда и водку.
Вечных идиллий не бывает. Эта идиллия тоже была на исходе, как на исходе жизни находилась сейчас и его, Егора, мама, и сама хата, и даже газ в баллоне был на исходе. Правда, баллон всегда можно с доплатой поменять на полный.
Егор сделал на морозе зарядку, не особенно перенапрягая мышцы. Надышался холодным бодрящим воздухом.
Пока был на дворе, соседка тетя Соня пришла принимать дежурство. Зашла во двор, кивнула и сразу – в хату.
– Ты бы машину лучше во дворе ставил, – сказала она, когда Егор вернулся в домашнее тепло. – Пьяных ночами много ходит. Возьмут да и проткнут тебе колеса гвоздем! Народ богатых не любит!
– Да какой я богатый! Одна только машина и есть! Ни дома. Ни квартиры! Ни…
– Мое дело совет дать, – оборвала она Егора.
Егор переоделся в костюм. Галстук завязал перед зеркальной дверцей старого шкафа.
– Поеду я, – сказал Соне. – Если что – звоните! – и, бросив взгляд на все еще спящую мать, вышел.
Красная «мазда» заурчала мотором. Сообщила хозяину, что на улице – минус пять. Точное время показала.
Минут через пятнадцать неспешной езды остановил Егор машину около дома Ирины. Нажал на кнопку дверного звонка, надеясь, что Ирина дома.
– Ой, заходите, заходите! – разулыбалась, увидев гостя, Шура, мать Ирины.
Он прошел. Однако услышав предложение выпить чаю, пока Ирина Ясю на санках катает, вежливо отказался. Вместо этого пошел Ирину искать. Нашел быстро. Ее мать, хоть и отличалась болтливостью, но сумела внятно и четко объяснить, где ее дочь и внучка могут сейчас быть. Егор издалека их увидел. На пригорке над замерзшим озером.