– Хуже, намного хуже. Один из воинов случайно подглядел, когда привел этих несчастных на холм, и узнал, что там с ними происходит. Должен узнать и ты. Так вот, безголовые божки окружают их и убивают лапами, потом разрезают на части и засовывают к себе в животы. И уносят под землю!
– Не может быть, – выдохнул Кетук.
– Это правда, брат.
Но почему, почему боги избегают принимать жертвы открыто, во время всеобщего праздника? Кетук был в полной растерянности. Он нимало не сомневался в праве богов на жертву – это человек может, хоть и с трудом, забрать у земли ее плоды и прокормиться. Богу же только и остается, что питаться кровью и плотью человеческой. Он не станет, не по чину ему пахать землю или охотиться с дротиком на горную козу. Недаром же Творец создал род людской! Дети его вправе взять свое и напитать тела соками жизни…
– Зачем? – пробормотал Кетук в растерянности. – Зачем им таиться в темноте, доверяя ритуал помощникам? Они могут прийти на площадь и потребовать столько жертв, сколько пожелают…
– И я о том же, – удовлетворенно кивнул Унако. – Теперь ты видишь, что это ложные боги?
– Да. – Словно омут с холодной водой распростер объятия, готовясь принять в себя заговорщика. – Как я могу помочь вам?
– Слушай меня внимательно. – Унако приблизился вплотную к молодому солдату и заговорил намного тише, почти шепотом: – Завтра наших девушек поведут на холм, в город богов. Но мы знаем, что обрюхатят их не сразу, только после «очищающего» ритуала. – Унако презрительно фыркнул, а Кетук стиснул кулаки от всколыхнувшейся в груди ненависти. – Он займет не один день. Пока этот ритуал не будет проведен над девушкой, ее не сделают матерью. Энки сказал, что раньше чем через неделю ждать их обратно не стоит…
– И что? Мы нападем на город богов?
– Точно. Но не сразу, брат, не сразу… У нас пока нет достаточных сил. Чтобы они появились, тебе надо будет в свой следующий обход, вечером… Подстеречь на тропе мелкого многонога и отнять у него резак.
– Что? Как это? Это же безголовый бог, он просто убьет меня!
– Не убьет, у него нет оружия, – заверил Кетука бывший пращник. – Подбей ему ногу камнем и останови! Он захромает… Мне ли объяснять, как ты должен захватить резак? Ты солдат и владеешь всем нашим оружием, его хватит для того, чтобы справиться с многоногом.
– Мне придется убить его?
Сама тема разговора была безумной, так что солдат даже не задумался над тем, что его вопрос звучит не только кощунственно, но и бессмысленно. Впрочем, еще шестицу назад он бы и представить не смог, что будет планировать отъем оружия богов у их безголового помощника.
– Вряд ли это разумно… Боги сразу заметят пропажу многонога, а вот про резак могут и не вспомнить. Наверняка на холме их великое множество. Но мы возьмем их потом, в подходящий момент. А как возьмешь резак, спрячь его здесь, чтобы только никто случайно не нашел, и скажи об этом мне.
Унако осмотрелся, прищуриваясь на низкое Солнце. Запал спора слетел с него, а лицо устало осунулось – видно, разговор отнял у калеки много душевных сил. Затем он ободряюще похлопал Кетука по плечу и скрылся за деревьями, взвалив на спину худую вязанку хвороста.
Служанка плавно опустила перед Аталаем расписанный клыкастыми мордами кувшин и отступила. Из сосуда пахнуло терпким духом чичи с примесью чего-то острого, необычного. Верховный жрец пригубил свежий напиток и почувствовал на языке крошечные комочки, рассыпающиеся от самого слабого прикуса.
Они густо плавали на поверхности пива и толстым слоем покрывали дно сосуда.
– Безумные семена с побережья, – пояснил разморенный Таури, заметив интерес Аталая.
– Зачем? – спросил тот.
Но опять поднял кувшин и отпил напитка сумасшедших – так называли его во дворце за непредсказуемое влияние на разум человека. Сегодняшняя ночь обещала стать длинной, скрасить ее необычными видениями не помешает.
Весь первый этаж дворца освободили от скамей, статуй и всего остального, что мешало бы смотру городских дев. Трудно сказать, что побудило сапану позвать их во дворец, но все двести девушек одна за другой старались показать придворным, чем именно они могут пленить богов. Настоящих красавиц среди них было не так много, но юность и чистота с лихвой восполняли физическую непривлекательность.
Здоровое сердце Аталая просто таяло от такого обилия симпатичных девчонок.
Не отставали от дев и придворные поэты, музыканты и мимы. Они выступали по очереди, наверняка досадуя на то, что внимание высших лиц страны приковано не к ним, а к простым девушкам, даже не воспитанницам Храма.
Впрочем, скоро лица дев уже походили одно на другое, и Аталаю стало лень даже поднимать взгляд выше их открытых грудей. В голове, перекатываясь из уха в ухо, звучали народные гимны и храмовые песни, стихи и поучительные вирши. Одни поэты рассказывали простецкие баллады о любви и труде на благо сына Солнца, другие обращали талант к вещам непостижимым. Особенно популярной, естественно, стала в последнее время тема пришествия богов на землю аймара. Буквально на глазах эта история приобретала самые невероятные оттенки, грозя со временем перерасти в сказку. Энки, например, уже приобрел способность метать молнии и читать мысли людей, хотя на самом деле пока не был замечен в этом.
Аталай поймал себя на том, что расписанный красным по золотому зал подрагивает перед его взглядом, будто началось землетрясение. Он уже собирался всерьез обеспокоиться этим, как у одной из девушек на голове вырос пучок водорослей. Верховный жрец облегченно вздохнул и оглядел соседей. Многочисленные родичи Таури, рассевшиеся вдоль стен, расслабленно внимали музыке и балладам.
Факелы стали превращаться в светящихся оранжевым змей, спускаться со стен и оплетать ноги гостей. Аталай с любопытством следил за метаморфозами привычных предметов и людей, отхлебывая время от времени чичу с семенами безумия. Он знал, что в любой момент может оставить напиток и вернуть себе правильное зрение. А потому и не заметил момент, когда видения захватили его разум целиком, выдавив из него остатки здравого смысла.
Ужас парализовал верховного жреца, когда прямо из кувшина в его руке вынырнула плоская змеиная голова с торчащим раздвоенным языком. Соломенный коврик перед Аталаем раскрыл пасть и поглотил опрокинувшийся сосуд, только облизался. Аталай хотел отодвинуться от него, чтобы ненароком не попасть этому лесному существу на зуб, но позади его встретил острыми сучьями ствол векового дуба. По макушке застучали потревоженные желуди, на которые мигом налетела целая стая пекари. А их уже поглотил колоссальный удав, заодно закусив и плоской рыбой, что зажевала кувшин с пивом. Девы с хвостами пум и крыльями горных орлов принялись каркать на верховного жреца, чтобы он прогнал удава. Тот вдруг в упор уставился на Аталая, и морда его поплыла, будто отраженная ручьем, то и дело принимая форму человеческой головы.
«Уакаран!» – ужаснулся верховный жрец, когда лицо мастера церемоний мелькнуло перед ним. Старинный соперник вдруг покинул тело удава и переместился в кувшин, ставший размером с дом. Со стен капали остатки пива, их-то он и собирал в плошку, из которой при этом поднимался густой черный дым. Вдруг Уакаран повернулся к Аталаю, надвинулся на него словно гора и окатил ледяной черной влагой.