– Твою мать!
А нервы у всех на взводе, напряжение между продавцами и покупателями такое, что в тишине было слышно, как потрескивает наэлектризованный воздух.
Краем глаза Юра Павельев увидел, как его закадычный дружок Артур вскидывает автомат. «Не надо было брать на стрелку оружие», – обжигающей молнией пронеслось в сознании.
Но ведь и у мезинских стволы, скорострельные «узи», и если они сейчас откроют огонь…
Павельев тоже вскинул свой автомат, но ствол «узи» с той стороны стола уже смотрел на него, а палец жал на спусковой крючок.
Грохот автоматной очереди разорвал обманчивую тишину. И тут же это страшное соло утонуло в оглушительном хоре выстрелов. Павельев к этому времени уже бежал к спасительному, как ему казалось, столбу, что поддерживал потолок огромного и пустого склада. Что-то ударило его в бок, затем в ногу, обжигающая боль растеклась по всему телу, скручивая его в бараний рог, но все-таки он успел добежать до столба, спрятаться за ним.
Нет, Юра Павельев не струсил, он всего лишь хотел занять удобную позицию, чтобы оттуда уже открыть огонь по врагу. И не его вина в том, что его подрезали на лету. Две пули в нем, и они отключают его сознание. Он должен стрелять, но слабеющие ноги уже не держат тело, свет меркнет перед глазами, веки наливаются свинцом, уши закладывает звенящая тишина…
Он старался не потерять сознание. Нельзя ему терять над собой контроль. Нога прострелена, пуля в боку, если он сейчас лишится чувств, то истечет кровью. Да и пристрелить его могут, мезинские – за то, что он враг, свои – за то, что струсил. А жить хочется, очень хочется…
Сквозь звон в ушах прорывался перестук выстрелов, но вдруг все стихло. Юра перестал бороться за жизнь: зачем превозмогать себя, если сейчас к голове приставят пистолет и нажмут на спусковой крючок. Это все, конец всему… Но никто не подходил к нему. В ушах перестало звенеть, а в нос ударил запах пороха. И силы вдруг появились, чтобы поднять свое тело и осмотреться. С одной стороны стола лежали трупы врагов, с другой – тела своих. Костя Самокат стонал, держась руками за простреленный живот, но рана в груди ничем не прикрыта, из нее пульсирующими струйками выплескивалась кровь. Кто-то из мезинских конвульсивно сучил ногой и скреб по бетонному полу ногтями, пытаясь уцепиться за ускользающую жизнь, остановить ее…
Юра обессиленно опустился на пол. Из него тоже уходила жизнь, но шансы удержать ее все-таки есть. Немеющими руками он вытащил из джинсов кожаный ремень, перетянул им бедро выше колена, чтобы остановить кровь. Из раны в боку тоже вытекала кровь, но не так сильно, как из ноги. В животе какая-то каша, кипящая на открытом огне, жить не хотелось, так было больно, но все-таки он поднялся на ноги.
Надо помочь Косте. Он уже не стонет, но еще дышит, и с каждым вздохом из груди выплескивается струйка крови. Но зачем возиться с ним, если он уже не жилец?.. Да и нельзя его оставлять в живых, ведь он может рассказать братве, как струсил Юра Павлин. А это позор…
Если не считать Самоката, свои все мертвы, из мезинских живы двое: один бьется в предсмертных конвульсиях, другой стонет, стекленеющими глазами глядя на Юру. Да это же тот самый тип, который стрелял в него… Автомат валялся где-то на полу, но под курткой в кобуре ждал своего часа «ТТ». Юра достал ствол, передернул затвор, точным выстрелом добил одного, затем второго. Немного подумал и наставил ствол на Костю. И его пристрелить надо. Чтобы не мучился. И чтобы не сдал его Ишиму…
Но стрелять Юра не стал. Взгляд вдруг зацепился за лежащий на полу чемодан. Большой пластиковый кейс выдержал удар, не разбился, не раскрылся – деньги по полу собирать не надо. Тяжелая ноша, но ведь там деньги, четыре миллиона – этого хватит на всю жизнь. А еще в кармане у мезинского старшака в мешочке из мягкой прорезиненной ткани лежали ограненные алмазы. Целый год ушел у Ишима, чтобы скопить эту партию товара, обработать его, найти покупателя, готового взять камушки по реальной цене. И теперь все это богатство может достаться Юре. Если, конечно, он найдет в себе силы не умереть…
Можно взять только бриллианты: они легкие, не занимают много места. Но бросать четыре миллиона долларов – это же преступление перед самим собой, перед своей неуемной тягой к роскошной жизни. Чемодан очень тяжел, но жадность придала Юре сил. Она же помогла ему найти камушки в кармане покойника. И еще он забрал у Кости ключи от «бумера». Машины мезинских стояли с одной стороны склада, его «БМВ» – с другой. Главное, не перепутать направление…
К машине Павельев подошел на последнем издыхании. Если бы это был чужой «бумер», он просто не смог бы вернуться к своему. Но нет – сигнализация отключилась, двери разблокировались. И двигатель завелся с пол-оборота. Погода сухая, ночь лунная, но перед глазами темно от потери крови и сил. Юра врубил дальний свет, но это мало помогло. И все-таки он смог покинуть территорию заброшенного завода, выехал на дорогу, ведущую к городу. А другой дороги здесь просто не было, и на пути мог попасться «луноход» с патрульно-постовым нарядом. Вдруг пьяный сторож уже давно позвонил на «ноль два».
Но путь к Ростоку был свободен, он беспрепятственно пересек городскую черту и свернул к автовокзалу, через который дальше можно было выйти на шоссе в сторону от Москвы. И менты мимо проезжать не будут, к электромеханическому заводу на вызов они пойдут другой дорогой. Но все-таки автовокзал не лучшее место для стоянки – надо было ехать дальше, и Юра прекрасно это понимал. Но ему срочно нужен был передых, иначе он просто въедет в придорожный столб. Хотя и так непонятно, как он добрался сюда без аварии. Все было как в бреду, и он почти ничего не помнил с момента, как бросил деньги в багажник машины. Сейчас у него состояние не лучше, и ощущение такое, что сознание может отключиться в любой момент. А кровь из раны продолжает уходить, и жизнь из него – тоже…
Бросая деньги в багажник, Павельев не забыл про аптечку; она лежала рядом, на соседнем сиденье. Но налитая свинцом рука скользнула мимо нее, он смог нащупать аптечку со второй попытки, однако пальцы не слушались, и Юре никак не удавалось открыть пластиковую коробочку.
Зато вдруг открылась правая передняя дверь:
– Друг, до Москвы не подбросишь?
В салон просунулась красная физиономия. Горящие глаза, нос пятаком, козлиная бородка, и рога на голове. Юра закрыл глаза. Или это действительно черт к нему в машину лезет, или это галлюцинации начались. Открыть глаза он уже просто не мог: не было для этого сил.
– Друг, что с тобой?
Черт забрался к нему в машину. Но Юре уже совсем не страшно. Нет больше сил бороться за жизнь – ни миллионы уже не вдохновляют, ни бриллианты. Сейчас черт возьмет его за уши и отправит в увлекательное путешествие по дороге в ад…
Ну да, ничего кроме ада он и не заслуживает. С юных лет он в беспределе. Начал со своих одноклассников, избивал их, требуя деньги за свое покровительство, затем и до девчонок добрался. С Танькой Мальцевой в раздевалке закрылся, избил ее, запугал, раздел догола… Она рыдала, умоляла его остановиться, но куда там.