— Тоска, — говорит С’бу, но я понимаю, что задела его. Я не случайно рассказываю ему о самой ужасной трагедии в своей жизни. Хочу, чтобы он раскрылся. Если я еще не упала на самое дно, сейчас я стремительно к нему приближаюсь.
— А ты?
— Я бы хотел вернуться в то время, когда мы еще не подписали контракт.
— Ты серьезно? Неужели это самое плохое, что с тобой случилось?
— Не знаю, может, нам лучше было бы подписать контракт с кем-нибудь другим.
— Оди — дядька настойчивый.
— Ага.
— Наверное, в клинике тебе было по-настоящему паршиво.
— Да уж… — Его передергивает. — А он постоянно лезет, контролирует… Учит, чтобы мы были правильными. Как будто мы и повеселиться не имеем права!
— По-моему, ты повеселиться успеваешь.
— Да, точно. — С’бу закатывает глаза, потому что сверху опять доносится грохот роняемой мебели. — Кстати, ему бы не мешало остыть немножко… Может, даже в буквальном смысле.
— Думаешь, ты добился бы того, чего добился, если бы Оди тебя не подталкивал?
— Я, конечно, ценю его помощь и все такое, но до чего же трудно все время изображать пай-мальчика! Нам пятнадцать лет… Мы уже не дети. Кстати, я не такой плохой. Зато Сонгвеза то и дело вляпывается в дерьмо!
— Как думаешь, где сейчас твоя сестра?
— Не знаю. Может, общается с друзьями?
— Имеешь в виду кого-то конкретно?
— Вы, кажется, сказали, что пришли взять у меня интервью?
— Я беру интервью у всей группы.
— А спрашиваете только про нее.
— Могу я быть с тобой откровенной? — говорю я, готовясь прыгнуть в пропасть.
— Конечно.
— Про интервью я все наврала. Меня наняли, чтобы я нашла твою сестру.
— Блин! — Он швыряет пульт через всю комнату. Едва не разбив экран телевизора, пульт с хрустом впечатывается в стену под катаной. Крышка отлетает; батарейки рассыпаются по полу.
— Видишь, я ничего от тебя не скрываю.
— Ах вот как? Не скрываете, значит? Значит, про все остальное, что вы тут несли… вы тоже наврали?! — Похоже, он сейчас заплачет.
— Нет, я на самом деле проходила принудительный курс лечения от наркозависимости. И на самом деле убила своего брата, — спокойно отвечаю я.
— Ну и ладно. А вам не приходило в голову — может, Сонг сама не хочет, чтобы ее нашли?
— А может, ты не хочешь, чтобы ее нашли?
— Вы просто больная! На что вы намекаете? Что… я убил ее или что?
— А ты ее убил? Нет, не думаю. Но похоже, ты бы не очень огорчился, если бы она, скажем, сбежала со своим парнем и не вернулась!
С’бу качает головой:
— Поймите, у нас скоро альбом выходит! — Он вскакивает, на ходу вытирая глаза, хватает куртку, висящую на спинке стула, и направляется к двери.
— Ты куда?
— Туда же, куда и Сонг. На выход.
Ленивец укоризненно шлепает меня по руке. Как будто я нарочно довела парня до слез!
С’бу выбегает из гостиной. В коридоре на нижних ступеньках лестницы сидят Марк и Амира. Они явно все слышали.
— И вы тоже пошли вон! — кричит на них мальчишка и выбегает, хлопнув дверью.
— Значит, не очень хорошо все прошло, дорогуша? — спрашивает Марк. Собачонка радостно сопит, насмехается.
— У меня и хуже бывало. — Я не обманываю. Помню, как явилась брать интервью у Моргана Фримена под кайфом. — Вы закончили обыск? Можно мне подняться?
— Идите посмотрите.
— Интересное хобби — журналистика, — говорит Марабу, поглаживая сморщенную голову своей Птицы.
— Возможно, вы удивитесь, но многие раскрываются, если отнестись к ним с сочувствием… Кстати, не ждите меня. Когда осмотрюсь наверху, схожу сыграть в гольф. Домой вернусь на такси.
Мальтиец ухмыляется:
— Работает всего один день — и мы ей уже не ровня!
Я дожидаюсь, пока они уйдут, и начинаю сканировать дом. Ненадолго захожу на кухню. Как ни странно, несмотря на то, что в доме полно мальчишек-подростков, на кухне сравнительно чисто — во всяком случае, не требуется вызывать бригаду из минздрава. Я иду наверх. На площадке второго этажа спотыкаюсь об усилитель. В коридоре валяется бас-гитара; рядом — клубок микрофонных проводов. Оглядываюсь по сторонам. Непонятно, здесь всегда так или сегодняшний хаос — дело рук Марка и Амиры.
Первая комната, в которую я захожу, какая-то безликая, как номер в отеле. Над кроватью унылая картинка: черно-белые маргаритки. Спальня для гостей. Я перехожу в соседнюю комнату. Здесь в противоположных углах стоят две односпальные кровати. По всей комнате валяется одежда; диванные подушки на полу, матрасы перевернуты, камуфляжный мягкий пуф на боку. На стене плакаты с портретами Меган Фокс и Кани Мбау, вырезки из модных журналов с рекламой молодежной одежды. Под плакатом с изображением старомодного пульта для приставки «Нинтендо» и словами «Комната войны» висит белая доска. К доске приколот, как я понимаю, бизнес-план:
«Подготовить коллекцию к августовской Неделе моды в Йобурге (насколько реально?!!).
Догов. насчет логотипа — робот Адам?
Совещание по дизайну футболок — 10 и 5.
Зв. Гората Мугудамани — насчет рекламной кампании.
Сеть дистрибьюторов!!! Музыкальные магазины?
Отобрать рингтоны… Ремикс?
СОЛО?!?!? Хизер Яло.
Возм., выпустим парфюм. Провести исследование рынка».
Я делаю в блокноте кое-какие пометки и двигаюсь дальше. Ванная номер один. Куча мальчишеских вещей. Пять разных флаконов дезодоранта, дорогие электробритвы, электрические зубные щетки, крем для бритья, увлажняющий бальзам, маска для лица, крем от морщин под глазами — и все для пятнадцатилетних! Обалдеть! Занавеска в душе, расписанная яркими цветами, заплесневела по краям. На итальянской плитке валяются мокрые полотенца. Но вообще здесь на удивление чисто. В туалете в последнее время никто не блевал. В ванне не плавают крокодилы. Даже туалетной бумаги достаточно.
Ванная номер два гораздо меньше первой. Только здесь я начинаю ощущать присутствие Сонг. Флакон духов на столике. Черная бутылочка с этикеткой «Литий». Белые буквы на черном фоне — как будто надпись мелом на доске. Синий лак для ногтей. Подводка для глаз. Еще одна подводка для глаз. Четыре тюбика туши для ресниц: серая, черная, черная с блестками и зеленая. Переливающиеся тени для век. Кукла Барби в стиле готик-панк. Я беру флакон с пульверизатором, брызгаю в сторону. Пахнет бензином и увядшими цветами. Ленивец одобрительно принюхивается. Видимо, некоторые нотки человеческое обоняние просто не воспринимает. На туалетном столике стоит стеклянная ваза, наполненная какими-то высушенными листьями. Растираю один между пальцами. Это ароматизирующее вещество, а не наркотик. Возможно, талисман — мути. Но для чего? Жаль, что колдуны и знахари не лепят этикетки на свои снадобья! На всякий случай беру несколько сухих листьев, заворачиваю в платок и опускаю в карман.