Я улыбнулся:
— Четвертый вопрос, милорд.
— Пусть будет четвертый.
Мани прочистил горло — мягкий, почти извиняющийся звук.
— Вы обещали задать всего три вопроса, милорд Тиази. Позвольте я отвечу на последний и тем самым спасу вашу честь. Мудрость есть мудрость, и она не становится глупостью в устах другого. Высказывания малого ребенка надобно принимать во внимание, коли они разумны. Но ни в каком другом случае.
— 28 Нельзя ли сказать то же самое о котах?
— Только очень мудрый человек, лорд Тиази, сумеет обнаружить глупость в изречениях кота.
— Итак. — Тиази наклонился к Этеле. — Дитя мое, мы не уверены, что дело обошлось без магии. К ней могли прибегнуть, например, чтобы сделать убийцу невидимым.
— Я не знала, — сказала Этела.
— Разумеется. У тебя живой ум, но мало жизненного опыта и еще меньше знаний. Ты должна учесть и первое, и второе.
— Да, сэр. То есть милорд.
— Рассмеешься ли ты, коли я скажу, что здесь, в башне, видели незримое существо?
— Нет, сэр. Только я не пойму вас, поскольку вы сами говорите, что оно невидимое.
— Невидимость не бывает абсолютной, — сказал Тиази, — как утверждает любой знаток, хорошо сведущий в предмете. Стать невидимым посредством магии — значит стать частично или полностью невидимым при неких определенных обстоятельствах. Данные обстоятельства меняются вместе с силой чар. Дождь и яркий солнечный свет, вероятно, самые распространенные из них.
— О-о-о… — протянула Этела, явно потрясенная.
— Невидимые сущности порой отбрасывают тени, более или менее заметные, по которым можно обнаружить их присутствие. Они также оставляют следы в грязи или на снегу, хотя от этого чары не ослабевают.
— Невидимые коты, — вставил Мани, — полностью невидимы только ночью.
— Я не знал, — сказал Тиази, — и рад узнать это… Спрашиваю еще раз: удивишься ли ты, коли узнаешь, что здесь, в башне, видели незримое существо?
Бросив быстрый взгляд на Линнет, Этела кивнула.
— Так вот, его видели; впервые — вскоре после прибытия лорда Била. Я бы заподозрил это существо в покушении на нашего короля, но оно, похоже, предпочитает ломать шейные позвонки. По вполне очевидным причинам незримые существа редко пользуются оружием. В ночь покушения на нашего короля у пяти других погибших ангридов оказались свернутыми шеи. Охваченные тревогой за раненого короля, тогда мы упустили сей факт из внимания. Однако он остается фактом.
Я фыркнул:
— Разве это бросает подозрение на лорда Била? На мой взгляд, это, наоборот, снимает с него подозрение. Если бы существо принадлежало лорду Билу — в чем я сильно сомневаюсь — и он хотел причинить вред королю Гиллингу, разве он не воспользовался бы его услугами? Если же оно не имеет к нему отношения и не нападало на короля, зачем о нем разговаривать?
Мани поднял лапу:
— Хорошо сказано. Позвольте мне добавить, что, по моему мнению, вы ответили на вопросы лорда Тиази, как требовалось.
Тиази кивнул:
— Я выполню вашу просьбу: я сделаю все возможное для больной рабыни, хотя не могу обещать значительного улучшения. Какова ваша последняя просьба?
Мне пришлось еще раз хорошенько все обдумать: у меня еще оставалась последняя возможность пойти на попятную. Подняв наконец взгляд, я сказал:
— Я люблю одну леди. Кто она такая, не имеет значения; она реальная женщина, и без нее я не знаю счастья. Ради нее я вернулся в Йотунленд из далекой страны.
Тиази кивнул.
— Мне говорили, что сыны Ангр не способны любить. Коли так, почему король Гиллинг поднялся с постели и бросился навстречу смерти, заслышав голос королевы Идн?
— Вас неверно информировали. — Голос Тиази походил на горестный стон ветра, пролетающего сквозь череп. — Мы умеем любить. Нужно ли мне указать на обстоятельство, введшее в заблуждение вашего осведомителя?
— Если вам угодно, милорд, — пожал я плечами.
— Нас никто не любит.
— Даже собственные соплеменники?
— Да. Итак, ваша последняя просьба?
— Всю жизнь я чувствовал какую-то… какую-то пустоту в душе, милорд. Когда-то я приобрел новый щит, и мой слуга, который является также моим другом, предложил изобразить на нем сердце. — Я немного поколебался. — Меня зовут сэр Эйбел Благородное Сердце, милорд.
— Я помню.
— Хотя я никогда не знал почему. Мой друг предложил изобразить на щите сердце. Я очень гордился им, в смысле — щитом.
Тауг отвел глаза в сторону.
— И мне пришло в голову, что я вправе изобразить на щите лишь пустое сердце: очерченный тонкой красной линией контур. Я сказал «нет». Видите ли, я чувствовал, что мое сердце полно любовью к леди, чья любовь привела меня сюда. И все же сердце на моем щите должно было быть пустым, и я понимал это. У вас здесь есть комната — знаменитая комната, поскольку я слышал о ней давным-давно, — на двери которой вырезаны слова: Обитель Утраченной Любви. Это правда?
Тиази медленно кивнул.
— Из сказанного вами я понял, почему она здесь и почему она дорога вам. Это не может быть одна из этих дверей — на них ничего не вырезано. Значит, здесь есть другая дверь?
Тиази молчал.
— Можно мне войти туда, всего один раз? Вот третья милость, великая милость, о которой я прошу вас.
— Но вам придется выйти обратно, — проговорил Тиази, с особым упором произнося каждое слово.
— Я и не собирался оставаться там.
— Я удовлетворю обе ваши просьбы. — На мгновение показалось, будто Тиази собирается встать с кресла, но он продолжал сидеть, сжав огромными руками подлокотники. — Но вы должны сделать для меня одну вещь. Вы должны взять с собой рабыню. Вы возьмете?
— Линнет? А где дверь?
Легким движением головы Тиази указал на одну из пяти дверей: самую узкую, из столь светлого дерева, что она казалась почти белой.
— Туда? — Я встал и взял Линнет за руку. — Пойдемте со мной, миледи.
— Мантикоры и маргаритки.
Женщина поднялась с места — ни неуклюже, ни грациозно и ни медленно, ни быстро.
— Она безумна.
— Лютый гнев пылает в ее душе, — покачал головой Тиази.
Я посмотрел на него:
— Я все еще ребенок — все еще мальчик — во многих отношениях.
— Вам можно позавидовать.
— Она действительно разгневана? Сейчас?
— Мама никогда не сердится, — сказала Этела.
— Я бы не советовал вам смотреть ей в глаза.
Тауг прочистил горло: