Фиолетовый цвет почему-то заставлял Кота нервничать, и, в конце концов, он принял решение уйти в лес. Он не знал, вернется ли обратно, — звери неспособны строить планы на длительный период — но твердо был уверен, что оставаться в доме опасно. Откуда происходило это знание и что за опасность угрожала ему, Кот понятия не имел, однако его звериная интуиция настоятельно потребовала: «Уходи немедленно!»
Лес встретил Кота настороженной тишиной. Впрочем, для него это было не в новинку. Возле села всегда было меньше и четвероногой живности (за исключением мышей), и птиц, нежели в глубине лесного разлива. Кот бежал быстро, словно и не было у него серьезных ранений. Все-таки мазь бабы Мотри сделала свое дело.
Сумей старушка проникнуть в мысли Кота, она очень удивилась бы. Кот точно ЗНАЛ, что лекарство в виде мази приготовила для него именно баба Мотря. Поэтому он был очень снисходителен к ней и не обижался, когда подслеповатая старушка наступала ему на хвост; другому на ее месте не поздоровилось бы, даже Хозяину. Кот точно цапнул бы его за ногу, пусть и не очень сильно.
Кота ожидало большое разочарование — барсучья нора была пуста. Скорее всего, кошка с оставшимся в живых малышом переменила место обитания, потому что точно знала — за куницей-самцом может прийти мстительная куница-самка. Обследовав подземные ходы, Кот тоже решил здесь не останавливаться. У него на примете уже было новое жилище.
Это была нора лиса-отшельника, в которой Кот спасся от рыси. Она по-прежнему пустовала, если не считать глупого толстого ужа, решившего отдохнуть в норе после ночной охоты. Кот не стал с ним связываться, потому что был сыт. Он лишь слегка попугал этого, не опасного (в отличие от змеи) «червя», ударив его несколько раз лапой с выпущенными когтями.
Уж возмущенно зашипел, пытаясь напугать Кота, но потом разглядел, кто нарушил его сиесту, и счел благоразумным ретироваться. Он был совсем неглупым, этот старый толстый уж…
Последующие четыре дня Кот блаженствовал. Он был абсолютно свободен! Никто не мог привязать его ни к семейным обязанностям, ни к домашнему очагу, где, конечно, вкусно кормили и не нужно было добывать еду самостоятельно, но Кот являлся лишь подчиненным, второразрядным существом.
А в лесу Кот был сам себе хозяин. Стосковавшийся по вольной охоте, он свирепствовал, убивая дичи больше, чем ему нужно. Впрочем, ее было много. Может, потому, что не стало рыси, и лесные зверушки начали возвращаться на свои охотничьи территории. Кроме того, куда — то исчезла и куница-самка с малышами. А это была очень успешная охотница.
Похоже, она испытывала те же чувства, что и кошка. Зверь, который убил куницу-самца, должен был расправиться и с нею. Это закон леса. В нем живут не столько враги, сколько соперники. И призом в их соревнованиях не на жизнь а насмерть, являются запасы еды.
Конечно, еда не лежит в кладовой, а бегает, прыгает, летает, ползает, но от этого ее ценность не уменьшается — хотя бы потому, что она свежая. Главное, чтобы еды было побольше и чтобы никто не посмел на нее позариться, потому что в лесу (и не только) понятия «еда» и «жизнь» равноценны.
Кот так соскучился по вольной жизни, по движению, что почти не спал. Он обстоятельно обследовал всю свою охотничью территорию, словно попал на нее в первый раз. Впрочем, так оно и было. Как говорится, свято место пусто не бывает. За две недели, что Кот отсутствовал, в лесу изменилось многое. Это Кот «прочитал» по пахучим отметинам, оставленными зверями на деревьях и кустах.
Во-первых, появилась семья лесных котов, вознамерившаяся застолбить за собой временно пустующую территорию, и с ними придется срочно разбираться. Во-вторых, как-то очень быстро выросли лисята, а это уже была новая опасность. Кот не очень их боялся, но они становились нежелательными конкурентами. А в-третьих, в лесу появился огромный филин.
Он облюбовал под жилище дупло толстой старой липы. Когда филин вылетал на охоту, казалось, что над лесом беззвучно витает сама смерть. Филин мог обрушиться на голову практически любого лесного жителя (за исключением очень крупных зверей) и в любой момент. Его боялись не только рябчики, куропатки и зайцы, любимая пища филина, но и лисы.
Что касается Кота, то он тоже не чувствовал себя в безопасности. Коту еще не приходилось сталкиваться с филином, но генная память подсказывала ему, что эту птицу нужно опасаться и стараться не выходить на открытые места. Что он и делал, хотя и не без большого внутреннего сопротивления — филин ограничивал ему свободу действий, к чему Кот не привык да и не мог привыкнуть.
Однажды он превозмог боязнь и рискнул приблизиться к старой липе. Все-таки его любознательная натура оказалась сильнее опасений за свою жизнь. То, что Кот увидел, весьма его заинтриговало.
Филин в это время совершенно неподвижно сидел на «пороге» своего жилища, таращась огромными глазищами на тонкую полоску пламенеющего заката, которую вот-вот должен был поглотить темный горизонт. Монументальная фигура хищной птицы в овальной рамке дупла, подкрашенная красным цветом уходящего на покой солнца, могла испугать кого угодно, но только не Кота.
Он был расчетливым прагматиком, поэтому сразу прикинул, что если забраться на липу днем, когда филин спит, и подождать до вечера, то может появиться шанс отгрызть его большую башку, пока птица не опомнилась. Прыжок сверху (одна из ветвей находилась как раз над дуплом) — и от филина только перья полетят.
Но Кот прекрасно отдавал себе отчет, что это очень большой риск. Нет, он не боялся схватки с филином. Он даже жаждал схватиться с ним. Просто Кот пока был не в форме и считал, что время терпит. А еще его постоянно мучили какие-то неясные порывы и сомнения. Время от времени Кота начинало тянуть в село, к Хозяину, но он тут же решительно пресекал поползновения некой непонятной внутренней силы на свою свободу.
Удивительно, но за четыре дня вольной жизни Кот почти набрал свою обычную форму. Может, тому способствовало свежее мясо, а возможно и травы, которых нельзя было найти в сельском саду и которые росли только в лесу и то не везде. Первых два дня Кот то и дело пасся, иногда забывая об осторожности. Он дорвался до травы, как горький пьяница до водки.
В следующие дни Кот уже употреблял лишь ту вегетарианскую пищу, которую находил попутно. Он настойчиво рыскал по лесу, словно что-то или кого-то искал. До него иногда долетали враждебные флюиды, но он не мог понять, откуда, с какой стороны, и кому они принадлежат.
Эта неопределенность вызывала повышенную нервозность, Кот свирепел, и на четвертый день своей вольницы едва не вступил в драку с волком-переярком, который вел бродячую жизнь. Они встретились на узкой тропе, и волк был сильно озадачен, когда Кот вместо того, чтобы бежать без оглядки или забраться на дерево, воинственно выгнул спину и зашипел.
Молодой волк был не голоден и не обладал достаточным опытом, чтобы определить какую опасность представляет собой этот небольшой, но воинственный зверь, поэтому благоразумно уступил дорогу и ушел в чащу. А Кот, вызывающе фыркнув, гордо продефилировал дальше по тропе, к большому изумлению болтливой сороки, которая уже битый час трещала на все лады, предупреждая всех малых лесных зверушек о приближении кровожадного серого разбойника.