– Это удобно? – нахмурился Виктор.
– Конечно! – часто закивал головой мужчина.
Разглядывая фарфоровые статуэтки, установленные на давно не работающем камине, Матвей не переставал удивляться. Ему часто приходилось бывать в самых разных домах. Были среди их хозяев и любители старины, но нигде он не испытывал ощущения, которое возникло в этой небольшой квартирке. Здесь все стояло на своих местах. Вещи словно притерлись временем и излучали странное, живое тепло. Так не бывает, когда люди приобретают предметы в разное время, и они вынуждены годами привыкать друг к другу.
В старинных шкафах стояли на полках книги конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Старинный стол, окруженный стульями с высокими спинками, ковры, секретер, диваны, какие он видел лишь в кино. Было ощущение, будто он даже не в музее, а просто перенесся во времени. Матвей прошел в следующую комнату, служившую спальней. Кровать с массивными спинками из красного дерева, комоды, в углу старинное трюмо. Даже старенький телевизор не сразу бросался в глаза напоминанием о прогрессе.
Матвей вернулся в кухню, где Даша готовила кофе. Небольшое помещение, по-видимому, не всегда использовалось по нынешнему предназначению. Это, скорее всего, был когда-то рабочий кабинет, либо, уж очень давно, здесь размещалась детская.
– Судя по всему, когда-то весь этаж этого дома представлял собой одну квартиру, – сделал он вывод. – Потом установили перегородки.
– Зачем? – удивилась Даша. – Насколько я знаю, сейчас люди стремятся, наоборот, хапнуть сразу несколько жилищ, чтобы затем объединить их в одно.
– Ты хорошо знаешь историю? – Пытаясь угадать, обидел ли ее вопрос, Матвей посмотрел на Дашу.
– Учила, как все, – пожала она плечами, выставляя на стол чашки.
– После революции людей уплотняли. Надеюсь, ты в курсе, что такое коммуналка?
– Конечно, – удивленная вопросом, кивнула она. – Общая кухня и санузел, в каждой комнате по семье…
– Такие квартиры появились после революции семнадцатого года. Тогда в Москве и других крупных городах была острая нехватка жилья. А между тем рос чиновничий аппарат, появилась номенклатура. С другой стороны, требовалось расселить и рабочих, которые трудились на местных фабриках. Конечно, большинство из них ютились в бараках, но коммунисты, сотрудники ЧК, военные и разного рода руководители обеспечивались отдельной квартирой. Большевики отбирали у буржуев жилье и принудительно подселяли к ним новых людей.
– То есть бедных? – попыталась закончить мысль Даша.
– Не совсем так, – он оглядел стены кухни, пытаясь понять, как жила здесь прежняя хозяйка. – Просто в те времена голод и разруха уже всех уравняли. Заселение рабочими буржуйских квартир являлось частью строительства нового мира и соответствовало идее домов-коммун, о которых говорили еще утописты типа Роберта Оуэна.
– Объясните, к чему вы начали этот разговор? – подала голос молчавшая все это время Марта.
Наблюдая за тем, как Даша накрывает на стол, она стояла у окна и слушала их с Матвеем диалог.
– Я тоже не пойму, – пожала плечами Даша, выкладывая на тарелки пирожные.
– Если ты хочешь разобраться в том, почему и от кого тебе досталась эта квартира, то надо начинать с ее истории, – пояснил Матвей.
– А я почему-то думала, что для начала надо просто навести справки об Анфисе Евгеньевне, – хмыкнула Даша. – Я даже посетила домоуправление, где узнала, что она здесь живет с самого младенчества.
– Как раз это я и имел в виду, – кивнул Матвей.
– Постойте! – неожиданно спохватилась Марта. – А вы не подумали, что вся эта история – просто результат чудовищного совпадения?
– Возможно, – согласился Матвей. – В Москве много людей с одинаковыми именами и фамилиями.
– Ага! – с сарказмом воскликнула Даша. – И все они живут на Новомосковской улице в доме сто девять…
– Действительно, – спохватился Матвей, вспомнив, что полицейский Верещагин пришел с письмом к Даше на конкретный адрес. – А ты давно жила в том доме?
– Скоро будет пять лет.
– Снимала? – уточнила Марта.
– Можно сказать и так, – кивнула Даша.
– У кого? – продолжала допытываться Марта.
– Квартира принадлежит двоюродному брату Вадика, который сейчас живет в Финляндии.
– Чем он там занимается?
– Работает в деревообрабатывающей промышленности…
– Бизнес?
– Нет, – махнула рукой Даша. – Он такой же непутевый, как и вся его родня. На фабрике. Сборщик корпусной мебели. Зато когда приезжает, – закатила она глаза и цокнула языком, – проматывает все деньги, берет в долг и снова возвращается.
– Ты не знаешь, вы оформляли официальный договор найма?
– Договор есть, – подтвердила Даша. – Даже этот пройдоха не доверяет Вадиму. А почему это тебя так интересует?
– Мне интересно, как тебя могли найти в Москве, – объяснил Матвей.
– Представь себе, мне тоже, – надкусив печенье, заметила она.
– А ты не смотрела, остались после этой бабульки какие-нибудь письма или альбомы с фотографиями? – встрепенулась Марта.
– Есть там в шкафах и альбомы, и старые тетради. Видела несколько пачек конвертов. Некоторые не то что пожелтели, черные от старости стали, но как-то не по себе рыться в чужих вещах, – призналась Даша.
– Ну, ты даешь! – Марта с решительным видом отставила от себя чашку и смахнула со стола невидимые крошки: – Давай, неси все сюда, будем разбираться.
– Тогда, может, в зал пройдем? – предложил Матвей.
– Он же еще живой! – едва ворочая ставшим вдруг огромным и сухим языком, прохрипел Сурок, глядя на то, как лежащий на спине Лизун вздрагивает, сучит ногами и удивленно таращится в небо. Его лицо и шея были так напряжены, что казалось, будто он удерживает на животе огромный вес.
– И что?! – рявкнул на ухо Кабан, отчего Сурок вздрогнул.
– Давай «Скорую» вызовем?
– Что? – взревел Кабан и схватил Сурка окровавленной рукой за горло: – Сейчас тебе самому «Скорая» понадобится!
С этими словами он стал трясти его с такой силой, будто собирался вытряхнуть из него душу. У Сурка потемнело в глазах, но отчаяние придало ему силы.
– Отпусти, сука! – вцепился он в лицо Кабана.
От неожиданности Кабан разжал руки, и Сурок, обессиленно рухнув на колени, медленно завалился на бок.
– Ты чего? – держась за лицо, спросил Кабан.
– Извини, нервы.
– Хр-кха! – неожиданно кашлянул Лизун.
Сурок перевел на него взгляд и простонал:
– О, господи! – Потом повернулся к Кабану: – Сделай хоть что-нибудь!