Отоспавшись вволю, отдохнув и набравшись сил, я чувствовал себя отлично – хоть сегодня выписывай из медблока и направляй в забой. Однако курировавший мое выздоровление Чубаров не торопился.
– Потерпите, Евгений Арнольдович, – уговаривал он. – Рана глубокая и требует времени, чтобы мышечная ткань нормально срослась и обрела былую эластичность.
Приходится верить, ведь он по образованию врач.
В первые дни Чубаров практически не отходил от моей постели: обрабатывал рану, делал перевязки, колол антибиотики, таскал из столовой еду и бдительно следил за моим состоянием. Признаюсь: мне нечасто доводилось встречать медиков, столь хорошо и скрупулезно выполнявших свои обязанности.
У Степаныча дела были плохи. Он по-прежнему лежал в реанимации без сознания, а врачи на вопросы о его шансах разводили руками.
Помимо меня, Чубаров занимался и Даниэлем, каждый божий день докладывал о его состоянии.
Даниэль пришел в сознание через сутки после турнира на пятнадцатом уровне. Три дня он пролежал в реанимации под капельницами и неусыпным наблюдением медицинского персонала.
Потом постепенно приходил в норму. Провалов в памяти не обнаружилось, мозг и центральная нервная системе не пострадали, и он был переведен в обычную палату.
Вот тогда-то, улучив момент, я его и навестил.
Он чрезвычайно обрадовался встрече и даже пожал руку. Я присел рядом с его кроватью на стул…
Глядя на его лицо, трудно было судить о бледности, в оттенках темно-коричневого цвета я не разбирался. Остальные параметры вселяли надежду. Язык не заплетался, губы постоянно растягивались в улыбке, руки не тряслись, ноги двигались.
– Извини, я без гостинцев – дежурный врач из медблока не выпускает.
– Брось, меня и так хорошо кормят, – засмеялся он.
– Ну, ты как?
– Нормально. Доктор прописал трое суток постельного режима. Потом назначил обследование.
– А что дальше?
– Разрешит встать.
Внезапно он меняется в лице и восторженно шепчет:
– Женя, мы побили банду Крапивина!
– Я вообще-то в курсе.
– Женя, ты что, забыл?!
– О чем?
– Мы выиграли турнир в камерно-столбовой разработке! Второй по сложности турнир, и теперь получим по двести тысяч!!
Я не спешу разделить его радость.
– Тебе сказали о Боулинге?
– Да, – потускнело его лицо. – Боулинг был хорошим парнем. Настоящим бойцом. И моим другом. Жаль, что так получилось.
– Ладно, не грусти, – легонько пожал я его руку.
Даниэль кивнул на мое забинтованное плечо:
– Чья работа?
– Крапивин воткнул калбик.
– Глубоко?
– Не очень. Врачи зашили; говорят, иду на поправку…
* * *
Чубаров расхаживает по палате и рассуждает об особенностях местной медицины. Я доедаю ужин, сидя на кровати. Если бы не жратва, то скучная тема, выбранная приятелем, давно вогнала бы меня в крепкий сон.
И тут в палату вваливается комендант.
– Привет, Евгений! – оглушает он басом. – Говорят, выздоравливаешь?
– Вроде того, – отвечаю на крепкое рукопожатие.
Андрей Викторович забирает поднос с пустыми тарелками и робко присаживается на стоящий в сторонке стул.
Оглядев убогий интерьер, комендант роется в кармане и достает большое спелое яблоко.
– Держи.
– Спасибо, – принимаю редкий для здешних мест гостинец.
– Рассиживаться, Женя, не буду, я на минутку…
Осипа Архиповича я знал уже достаточно хорошо и позволил себе усомниться в искренности его визита. «Не иначе опять потребовался подготовленный человек для подводных заплывов», – подумалось мне. И я не ошибся.
– Врач сказал, будто завтра к обеду тебя выписывают, – сразу переходит он к делу.
Мы с Чубаровым переглядываемся. Никто нам о предстоящей выписке не говорил ни слова.
– Тем лучше, – пожимаю плечами. – Надоело тут валяться.
– Вот и я о том же! – оживляется комендант. – Хватит тебе уже отдыхать!
– Вам нужна моя помощь?
Помявшись, он признается:
– Вода в подстволке прибывает. Беда с этой протокой, ей-богу!..
– Неужели снова засорилась?
– Строители промахнулись с углом наклона, вот она и засоряется породой. Намучился я с этой водой…
– И много ее набралось?
– Метра четыре. Но если недельку не почистить, то опять кранты.
Я на секунду задумываюсь. Удача сама плывет мне в руки, и упустить ее было бы глупейшей ошибкой. Однако сразу соглашаться нельзя.
– У меня две просьбы, – решительно заявляю коменданту.
– Какие?
– Во-первых, нужны два надежных помощника.
– Один у тебя есть. А зачем второй? – теряется Осип Архипович.
– На загрузку корзины породой уходит минут десять-пятнадцать, и все это время пловец торчит в ледяной воде, вместо того, чтобы заниматься прочисткой.
– Согласен. И что предлагаешь?
– Пока один пловец находится под водой, второй греется и отдыхает. Третий на небольшом плавсредстве болтается на поверхности и сразу принимает куски породы, которые потом переправляет корзиной на размывочную площадку. В результате получаем почти непрерывную работу. Что-то наподобие конвейера.
Комендант чешет заросший щетиной подбородок.
– Придумано неплохо. Но где ж я тебе раздобуду плавсредство?
– В бытовке валяется округлая надувная резинка. В шкафчике под гидрокостюмами. Правда, вся в заплатках, но заклеить, я думаю, можно.
– Округлая резинка, – пытается он вспомнить. И вдруг восклицает: – Так в нее ж изначально складывали породу!
– Надо вернуть ее к жизни, приспособить, посадить человека. И дело сразу пойдет.
– Ладно, сделаем. Давай вторую просьбу.
– Работа в подстволке сложная, тяжелая и опасная. Прошу перевести меня и помощников из разнорабочих в проходчики или горнорабочие.
– Это мне по силам. Попробую, – снова скребет он щеку. – А когда выпишут твоего чернокожего напарника? Он же вроде схлопотал по голове…
– Выпишут, никуда он не денется. С аквалангом пока поработаю один.
– А кого на резинку?
– Вот его, – киваю на Чубарова.
Андрей Викторович от неожиданности теряет дар речи, меняется в лице и мямлит:
? Я?.. Евгений Арнольдович, я не могу… Мне никак туда нельзя…