– Как же я рад тебя видеть, Женя! – гремел он, чуть коверкая слова акцентом.
– И мы рады, – киваю на стоящего в сторонке Андрея Викторовича.
Тот робко подошел, желая пожать бывшему пациенту руку, но тоже оказался в объятиях.
Мы уселись за стол. В бытовке никого, кроме нас, не было.
– Знаете, я сам попросился на выписку, ведь когда ничего не делаешь, время тянется невыносимо медленно, – ослепил Даниэль белоснежной улыбкой. – Так что я готов приступить к работе.
Чубаров забеспокоился:
– Ты собрался идти под воду с повязкой?
– А что? – потрогал он бинты. – Разве нельзя?
– Когда врач велел ее снять?
– Через неделю.
– Значит, пока потаскаешь корзину, – сказал я. – Нам двоим под водой все равно нечего делать.
Даниэль опешил.
– Зачем же ты меня позвал в свою бригаду?! Я думал, тут полно работы, и оставшееся до окончания контракта время пролетит пулей.
Переглянувшись с Чубаровым, решаю посвятить друга в свою тайну. Момент удачный: лишних ушей нет, торопиться некуда.
Вздохнув, достаю из тайника под шкафчиком документы погибшего счастливчика.
Присаживаюсь напротив Даниэля, вынимаю паспорт.
Да, разрушать чужие воздушные замки тяжело и неприятно. Но в данном случае это необходимая мера. И чем скорее я их разрушу, тем лучше для их хозяина…
* * *
– Все баснословные призовые, получаемые победителями турниров, и все накопившиеся на счетах средства, заработанные за время контракта, – миф, – безжалостно разбиваю я грезы о счастливом будущем. – Все наши деньги оседают в карманах владельцев шахты, придумавших этот чудовищный механизм. Люди здесь – простой расходный материал, исправно погибающий и так же исправно пополняемый каждую неделю…
На Даниэля страшно смотреть. Только сейчас я впервые убедился в том, что темная кожа на лицах уроженцев Африки тоже способна бледнеть. Лежащие на столе ладони сжались в огромные кулачищи, грудь ходит ходуном, на скулах играют желваки, а на висках пульсируют вздувшиеся вены.
Он молчит. Взгляд устремлен в фотографию на раскрытой странице паспорта. Рядом с документом пестреет банковская карта.
За все время моего рассказа он не проронил ни слова. Просто сидел, пожирая меня глазами и генерируя ярость.
– Прости, дружище, что говорю об этом только сейчас, – заканчиваю невеселую историю. – Хотел выложить сразу, как только вернулся с берега в подстволок, но помешал визит начальства. Ну, а позже стало не до этого, ждал, когда поправишься.
Сидевший без движения Даниэль наконец выплескивает эмоции: грохнув кулачищами по столу, он кричит:
– Я не верю ни одному твоему слову!!
Его кулак раз за разом колотит по столу рядом с лежащим паспортом покойного Парамонова – главным фактом, фигурировавшим в моем рассказе. А Даниэль все равно не хочет верить.
Дверь в бытовку распахивается. Едва я успеваю накрыть ладонью чужие документы, как в проеме появляется Вениамин.
– Чего это вы тут шумите? – обводит он нас удивленным взглядом.
– Не обращай внимания. Обсуждаем некоторые тонкости процесса очистки протоки.
– А-а, понятно, – открывает он ключом один из шкафчиков и копается в его содержимом. – В спорах рождается истина…
Даниэль при появлении постороннего человека гасит эмоции и сидит, понурив голову. Я же, поглядывая на Вениамина, кое о чем вспоминаю.
– Веня, давно хотел тебя спросить.
– Да, – не оборачиваясь, отвечает он.
– Ты давно руководишь работой на тридцатом уровне?
– Года полтора. А что?
– По выходным на турнирах по очистке протоки присутствуешь?
– В обязательном порядке – это же мой участок работы.
– А победителей турнира помнишь?
– Еще бы! Здешний турнир считается самым сложным. Несколько раз меня даже включали в судейскую бригаду.
– Скажи, фамилия Евграфов тебе о чем-нибудь говорит?
Бригадир на пару секунд задумывается…
– Нет, впервые слышу.
– Подумай хорошенько. В московском офисе мне показали этого человека и сказали, что меньше года назад он выиграл здесь самый сложный турнир, получив шикарные призовые – двести пятьдесят тысяч.
– Как, ты сказал, его зовут?
– Анатолий Евграфов. Высокий статный брюнет.
– Нет, – уверенно отвечает Веня. – Такого победителя здесь точно не было.
Покончив с барахлом в шкафчике, он удаляется по своим делам.
Мы с Чубаровым глядим на Даниэля.
Я негромко, но уверенно произношу:
– Теперь убедился? В московском офисе всем кандидатам на почетную должность шахтера рассказывают байки о призовых и показывают подставного победителя турнира.
– Скорее всего, этот Евграфов вообще никогда не бывал на шахте, – добавляет Чубаров.
Я же продолжаю сыпать фактами:
– Вспомни странный вопрос менеджера по кадрам о количестве близких родственников, – и еще более странный пункт в контракте, согласно которому в случае твоей смерти Работодатель берет на себя обязанность кремировать тело и доставить прах по указанному тобой адресу. Лично меня это насторожило еще в Москве.
Кулаки Даниэля постепенно разжимаются. Вздохнув, он кивает и глухим голосом извиняется:
– Согласен, ребята, все это в высшей степени странно. Простите меня, сорвался…
– Хоронить мечту всегда тяжело, – успокаиваю, тронув его натруженную ладонь. –
Теперь надо поскорее понять главное: мы попали в жесточайший лохотрон, на кону которого стоят не только наши деньги, но и жизни.
– Что мы должны делать?
– Есть у меня один план, как свалить отсюда и остаться живыми.
Приятели с надеждой смотрят на меня.
– План таков. В первой же ходке я закупорю протоку, чтобы уровень воды начал стремительно подниматься. А под конец смены предложу коменданту поработать и в ночь. Он побаивается высшего руководства и никуда не денется, согласится. Часиков в восемь вечера я пробью пробку, спущу из подстволка воду и проведу вас наружу.
– А дальше? Как мы сбежим с острова? – испуганно спрашивает Чубаров.
– Есть соображения, но об этом позже. Сейчас распределим роли и задания. Ты, Андрей, до вечера должен запастись пресной водой и провизией: хлебом, жареной рыбой, котлетами и тем, что можно прихватить с собой. Теперь ты, Даниэль. Пока я буду нырять в кишку, отыщи пару легких лопат; хорошую железяку типа короткого ломика и большой кусок парусины или прорезиненной ткани, в которую мы завернем теплую одежду…