– Он еще и обижается! – с горечью воскликнул водитель «лексуса». Пошарив вокруг себя, он подобрал кривой сучок, тоже выкатил из костра картофелину и принялся перебрасывать ее из ладони в ладонь, чтобы немного остудить. – Вот на кой хрен, скажи на милость, ты, не разобравшись с майором, полез к генералу?
– Это чисто технический вопрос, – с аппетитом жуя, сказал Молчанов и, вынув откуда-то из-за спины плоскую блестящую флягу, показал ее собеседнику. – Будешь?
– Еще и пьянствовать с тобой… Наливай! Смотреть на тебя, что ли?
– Посдержаннее, коллега. – Молчанов жестом фокусника выдернул откуда-то из темноты пару конических, похожих на маленькие ведерки, стальных стопок, наполнил их, держа в горсти, и протянул одну водителю «лексуса». – Держите. Не хочу повторяться и, тем более, угрожать, но вы сегодня явно не в духе и очень неосторожны в выражениях. Я бы даже сказал, опасно неосторожны.
Внезапный и резкий переход на «вы» вкупе с прозвучавшим весьма недвусмысленным текстом возымел отрезвляющее действие. Водитель «лексуса» сел прямее, держа перед собой на весу стопку, как тамада, готовящийся произнести очередной тост, и явно не отдавая себе в этом отчета.
– Ты потише, – с угрозой произнес он, – всех ведь один хрен не перестреляешь. Поменьше понтов… гм, коллега, побольше конкретики. Что еще за технический вопрос?
– Элементарно, Ватсон. – Молчанов выпил залпом, бросил в разинутый рот кусок картофелины и интенсивно заработал могучими челюстями. – Генерал в гордом одиночестве воздвигал ивовый плетень на свободе, за городом, – объяснил он, жуя, – а майор торчал в центре Москвы под круглосуточным наблюдением. Ты-то сам кого бы выбрал?
– Того, кого приказали. Строго в установленной командованием очередности.
– Вот потому-то, – наставительно произнес Молчанов, – я гуляю на свободе безо всяких там плетней, а ты торчишь в центре Москвы под круглосуточным наблюдением. Инициатива, подполковник! Этот редкий зверь уже занесен в Красную книгу, но вымер еще не до конца, оттого-то так дорого и ценится…
Подполковник из золотистого «лексуса», наконец, выпил степлившуюся в ладони водку и шумно занюхал уже остывшей, но так и не разломленной печеной картофелиной.
– В твоем случае, – сказал он, – этот редкий зверь называется бараном. Ты ведь даже не представляешь, что натворил, нарушив полученный прямой приказ. Хотя, должен признаться, таких масштабных последствий не ожидал никто.
– Например? – пренебрежительно осведомился Молчанов. – Ближе к делу, дружище! Вы выдаете чересчур много текста при минимальной смысловой нагрузке.
– Будет тебе нагрузка, – пообещал подполковник. – Я тебя сейчас так загружу, что мало не покажется. Пока ты там на свободе разбирался с плетнями, временно помилованный тобой и, как ты справедливо подметил, находящийся под круглосуточным наблюдением Валера-по-Барабану нечаянно встретился с неким гражданином, приметы которого странным образом совпадают с твоими. Встреча произошла в то же самое время, чуть ли не минута в минуту, когда ты развлекался, как зайца, гоняя его превосходительство по приусадебному участку. Барабанов может врать, но оперсосы из наружки врать не станут, им это ни к чему: та же тачка, те же номера, те же приметы, тот же ствол. А значит, и человек тот же. И?..
– Блин, – растерянно произнес подполковник Молчанов. Это словечко из лексикона недалекой школьницы-провинциалки в его устах прозвучало довольно-таки странно. Он торопливо налил по второй и выпил – все так же торопливо, залпом, без тостов и речей. Впрочем, оправился он практически мгновенно, а оправившись, агрессивно заявил: – Ничего не знаю. В генерале дырка, как договаривались – сам, небось, видал. И кто, по-твоему, ее в нем проковырял – Илья-пророк?
– В этом плане к тебе претензий нет, – сказал подполковник со спецпропуском. – Тульчин тоже рассмотрел и запомнил все, что надо: и приметы, и ствол с глушителем, и тачку с номерами. Как я уже говорил, ты накосячил с очередностью: начать следовало с Валеры, тогда бы и говорить было не о чем. А теперь он встретился с генералом, и Тульчин знает, что вас двое: один мочил народ в заповеднике, а другой все это время где-то болтался, как г… в проруби.
– А вопрос ведь не ко мне, – подумав секунду, сказал Молчанов. – Чего ты наезжаешь-то, контора? Это ведь ты мне сказал – ты, лично, – что тот, второй, вышел из игры. А теперь – нате вам! – в проруби болтался. Как же это он, интересно, из этой проруби выплыл?
– Шеф сказал мне, я сказал тебе, – хмуро огрызнулся подполковник из «лексуса». Он резко, чересчур порывисто надломил остывшую картофелину, не столько разделив ее пополам, сколько размазав по пальцам, досадливо плюнул, выругался и брезгливо стряхнул остатки несостоявшегося лакомства в костер. В воздухе густо и сладко запахло подгорающей едой. – Выполнение этого заказа взял на себя Бурый, – продолжал он, вытирая испачканные ладони о невидимый в темноте пушистый, сырой, приятно пружинящий под пальцами мох. – Кому ж еще ворочать такими делами на Украине, если не донецкому хохлу! И, как я понимаю, цепочка тех, кто из уст в уста передал нам сообщение о смерти твоего прототипа, обрывается именно на нем. А с него теперь не спросишь – твоими, между прочим, молитвами, твоими стараниями. В общем, я склоняюсь к мнению своего непосредственного начальника: рано или поздно прокалываются все. Большой человек допустил маленькую небрежность, из которой произрос очень серьезный геморрой. С этим надо как-то разбираться, подполковник. Хочешь, не хочешь, а надо. Иначе нам всем кирдык.
– Разберемся, подполковник, – дружелюбно, со спокойной уверенностью пообещал Молчанов и встряхнул полупустую флягу. – А?..
– Валяй, – разрешил собеседник, подставляя под склонившееся горлышко пустую стопку. – За победу, что ли?
– За нее, родимую! – согласился Молчанов и залпом махнул свою порцию.
Владелец золотистого «лексуса» немного помедлил, прикидывая, не выплеснуть ли втихаря содержимое своей стопки в гасящий звуки мох. Но это простое, казалось бы, действие подразумевало очень и очень непростое продолжение, к которому он, положа руку на сердце, пока не был готов. Поэтому он просто выпил и, мысленно махнув рукой на столичные заморочки, по примеру своего визави голой рукой выхватил из кучи раскаленных углей дымящуюся картофелину, ловко разломил ее пополам и принялся, шипя и отдуваясь, жадно поедать обжигающую, умопомрачительно вкусную мякоть.
– Так что же, – жуя, осведомился подполковник Молчанов, – Валера теперь побоку?
– Отнюдь, – тоже жуя и роняя изо рта горячие крошки, возразил собеседник. – Паренек головастый, энергичный и, похоже, уже успел по новой снюхаться с шефом. А вдвоем эти козлы до чего угодно могут додуматься – в том числе и до правды. Валить его необходимо – таково, в общих чертах, авторитетное мнение руководства.
– Да не вопрос, – лениво заявил Молчанов. Он изменил позу, плавно и почти незаметно переместившись из сидячего в полулежачее положение, вытянув вдоль костра ноги в городских брюках со стрелками и начищенных до блеска башмаках и бездумно, не заботясь о судьбе дорогого пиджака, опершись на глубоко ушедший в сырой мох правый локоть.