— Сделаю, Папа! Как скажешь.
— Ну, тогда давай дальше читай.
— ...Сравнительный анализ показал идентичность пуль, проходящих по делу... и пуль... Отсюда можно сделать вывод...
— Значит, говоришь, из одного шпалера шмаляли? — лениво переспросил Папа.
— Из одного! Из того самого! Я же тебе говорил, Папа, это он! Он, гад! Троих наших из своей пушки положил! И ушел! Снова ушел! Один ушел.
— А тот, второй?
— Тот не ушел. Того братва замочила. Набила свинцом, как пудовую гирю!
— Почему не попытались взять живым?
— Потому что живым его было не взять. Если самим не зажмуриться! Он такой же, как тот гад Иванов. Только Иванов круче будет. Этого мы ущучили, а Иванов ушел! Он всегда уходит! Потому что главный! Ну гадом буду — самый главный!
Наши на что из автоматов шмаляли, а они только из пистолетов, так они все равно наших пятерых положили, а наши их только одного!
— Так, может, это не они такие крутые, а твоя братва фраера зеленые?
— Не. За свою братву я уверен. Моя братва народу положила больше, чем звезд на небе.
— А они братву положили?
— Положили... Я же говорю — они крутизна.
— Одних твоих положили или, может, еще кого?
— Еще положили.
— Кого?
— Там четыре каких-то кента вылезли. В самом начале.
— Каких?
— Не знаю. Папа. Но тоже крутые. Все в камуфляже. С одинаковыми автоматами. Ни хрена не боятся. Шмаляют, как в боевиках про этого, про Бонда.
— Почему ты мне о них ничего не говорил?
— Я думал, тебе про них неинтересно.
— Я сам решаю, что мне интересно, что нет. Прошляпил? И тех прошляпил, и этих тоже?
— Ну, Папа...
— Не вертись, как уж под сапогом! Поди, вместо того чтобы за улицей глядеть, пиво жрали да на телок зенки пялили?
— Папа?!
— Жрали и пялили! И оттого прошляпили! Или ты думал, я не узнаю? Дурак! Я все про тебя знаю. Даже то, что ты про себя не знаешь. А ты хотел скрыть...
— Не, я бы сказал, Папа. Ты же меня знаешь.
— Как они там, эти кенты твои, оказались?
— Не знаю, как оказались. Как из-под земли оказались. Раньше нас.
— Что они делали?
— В том-то и дело! Они хотели охранников того Иванова мочить. И его самого.
— А вы?
— Мы подоспели. Тютелька в тютельку. И сказали, чтобы они не выдрючивались, побросали пушки и свои клешни задрали.
— А они?
— Они шмалять начали. Сволочи.
— Ну?
— Ну и мы тоже! И всех их положили! Ну ты же знаешь, если братву обидеть...
— Вы одни стреляли? Или?.. Смотри, я потом по ментовским экспертизам проверю.
— Одни. То есть не только. Эти, которые с Ивановым, тоже. А кто попал, не знаю. Ну убей — не знаю! Там такая мочиловка пошла...
— Значит, кенты наезжали на спецов, вы встряли и поволокли — на кентов, кенты шмальнули в вас, вы в них, и спецы тоже в них? Потом вы гнали спецов, пока не замочили? Причем замочили одного, а бежали двое? — подвел баланс Папа на понятном подчиненному языке.
— Ну точно! Все так и было.
— А куда же второй делся?
— Не знаю, Папа! Как сквозь стены! Вначале они все время вместе были, и шмаляли вместе, и базарили вместе. И на улице, и в подъезде. А потом, когда легавые со всех сторон понаехали, мы крышами уходить стали. Только на крыше этих двоих уже не было. Один был, которого мы замочили.
— Так, может, другой раньше оторвался?
— Может, и раньше... Только они все время вдвоем были. А когда мусора налетели, мы очень быстро побежали.
— Ну так куда он тогда делся?
— Не знаю, Папа. Как сквозь стены...
— Сквозь стены, говоришь? Может, и сквозь стены... Ты вот что, пошли туда пару-тройку своих братанов. Чтобы смотрели. Вдруг он где спрятался под тот шумок. Пока вы с мусорами пластались. А если спрятался, то не век же ему там сидеть.
— Да ты что. Папа? Там же сейчас уголовка метет! Легавые на каждом углу, туда-сюда шастают. Они же нашу братву вмиг срисуют!
— Пошли! Я сказал. Посади в подъезды. Пусть смотрят. Только пусть по делу смотрят, а не на телок. Иначе!..
— Как скажешь, Папа.
— Пусть пять дней смотрят. И днем, и ночью. А ты их меняй, чтобы не примелькались.
— Сделаем, Папа!
— Ну вот и славно.
— А как быть, если они его срисуют? Мочить Или...
— Никак не быть! Увидеть, смотреть и не трогать!
— Папа! Он троих наших кончил. А если со своим подручным — пятерых! Он кончил пятерых наших братанов! Отдай мне его, Папа! Я тебя очень прошу! Я ему шкуру лентами спущу! Я его на медленном огне изжарю. Я...
— Хватит базарить! Я сказал, смотреть и не трогать. Пальцем не трогать! Нужен мне этот Иванов. И значит, ты мне его добудь! Я сказал!
— А после? После ты мне его отдашь, Папа?
— После — отдам. И вот что еще. Возьми на понт тех, которые были с Ивановым, охранников. Они ребята гнилые, чуть надавить — лопнут. Возьми и узнай у них, что он за фрукт такой и зачем они при нем были. И еще посмотри за теми, которые выжили, кентами. Узнай, кто они такие и кто за ними стоит. Чую я, неспроста они там объявились. И спецы неспроста их мочили. Дело там какое-то.
Все посмотри, про все разузнай и мне скажи. Но больше всего за Иванова скажи...
На этот раз трупы увезли сразу в судебку. Несмотря на то что судебка всячески отказывалась, ссылаясь на совершенное отсутствие мест в холодильнике и плохо работающие морозильные агрегаты.
— Вы их лучше в районный морг пока свезите. А по мере освобождения полко-мест переправите к нам.
— Нет, мы лучше сразу к вам.
— Куда к нам? Мы же вам толкуем — свободных мест нет! Вот если бы вы заранее забронировали... Вы бронировали или не бронировали?
— Нет, не бронировали. Разве мы могли заранее знать? Но мы согласны их примостить где-нибудь сбоку.
— С чьего боку? А если они потекут?
— Как так потекут?
— Мы же вам русским языком объясняем, что у нас холодильный агрегат сдох. Что температуру не держит. Везите своих покойников в районный.
— Мы уже возили.
— Ну и что?
— Там наших покойников беспокоят.
— В другие везите.