– Господь говорил с тобой?
– Да.
– Во сне?
Я указал на далекий берег:
– Там, возле реки, несколько дней назад.
– Богохульство! – прошипел старый священник, перебирая длинную белую бороду.
Иешуа покачал головой с гримасой презрительного понимания:
– Орион, ты видел не бога Израилева, а человека или призрак.
Он знал все заранее и ни капли не сомневался в своей правоте. Я понял, что спорить бесполезно. Если бы они только узнали, что их бог, которому они поклоняются, и есть тот самый творец, которого я поклялся убить, меня бы разорвали на куски, не дав сойти с места…
– Возможно, ты прав, – согласился я. – Однако мой путь лежит в Египет.
Иешуа не терял надежды отговорить меня:
– Напрасно, Орион. Лучше бы ты остался с нами.
– Я не могу, – сказал я.
Иешуа не смог ничего ответить и просто развел руками, отпуская меня. И я вышел, но по дороге к своему шатру меня не оставляла уверенность – так просто он нас не отпустит.
Когда ночь раскинула свой черный плащ над руинами Иерихона, израильтяне вернулись в лагерь; запятнанные кровью мужчины несли в свой стан богатства самого старого города мира. Небольшими группками возвращались они к своим шатрам и к ожидавшим их женщинам… Были они молчаливы и мрачны, ибо память о жестоких злодеяниях уже начинала жечь их совесть. Женщины тоже молчали, понимая, что вопросов лучше не задавать.
Лукка привел две дюжины своих воинов; каждый из них сгибался под грудами шелков, одеял, оружия, доспехов, украшений, драгоценной резной кости.
– В Египте мы будем богачами, – гордо заявил он, когда награбленное сложили к моим ногам возле костра.
Я негромко сказал ему:
– Если нам и суждено оказаться в Египте, то лишь вопреки желанию Иешуа и его народа.
Лукка взглянул на меня, и даже в неверном свете пляшущих отблесков костра я увидел, как изменилось его лицо.
– Пусть люди держатся вместе; будьте готовы выступить по моему приказу, – сказал я ему.
Он коротко кивнул, и немедленно воины принялись собирать добычу и укладывать ее на повозки.
Сегодня Елена еще сильнее, чем обычно, стремилась оставить израильтян, а когда я рассказал ей о своих предчувствиях, решила:
– Нужно бежать немедленно, этой же ночью, пока они опьянены победой и уснут, не выставив часовых.
– А что будет завтра утром, когда они обнаружат наше отсутствие? Разве они не сумеют догнать нас и силой вернуть обратно?
– Тогда пусть их сдерживает Лукка со своим отрядом, а мы с тобой убежим, – предложила она.
– Пусть они умрут, дав нам возможность опередить погоню на несколько часов? – Я покачал головой. – Мы уйдем отсюда, но сначала я уговорю Иешуа отпустить нас по-хорошему.
Она рассердилась, но поняла, что другого пути нет.
Той ночью я спал без сновидений и не посещал творцов. А утром меня осенило. План оказался донельзя прост, но я надеялся, что он сработает.
Целый день ушел на церемонии, на благодарение и восхваление бога… Звучали скорбные и меланхоличные мелодии. Израильтяне облачались в одеяния, недавно захваченные в Иерихоне, и, выстроившись рядами, воспевали победу.
И хотя слова гимнов посвящались невидимому богу, я видел, что глаза иудеев смотрели на Иешуа и хвалу они возносили ему. Иешуа в длинных многоцветных одеяниях молча стоял перед ними и принимал поклонение.
К закату люди разделились на семьи, собрались возле своих очагов, песни их повеселели. Повсюду начинались пляски. Хороводы женщин и мужчин кружили отдельно, и все смеялись, огибая костры и вздымая пыль.
Бенджамин прислал мальчика, чтобы пригласить меня к шатру своего семейства, но я вежливо отклонил предложение, поскольку не мог взять с собой Елену.
У израильтян мужчины и женщины не только ели порознь, но и танцевали.
Я ждал приглашения от Иешуа, и когда мы отобедали, молодой человек в новоприобретенном бронзовом панцире подошел к нашему очагу и сказал мне, что их предводитель хочет поговорить со мной. Я приказал Елене и Лукке готовиться в дорогу, а сам отправился за молодым израильтянином. Шатер Иешуа был полон трофеев, захваченных в Иерихоне: прекрасных кипарисовых ларцов, украшенных слоновой костью, до краев набитых тонкими одеяниями, тканей, вышитых покрывал, одеял… Столы прогибались под тяжестью золоченых кубков и блюд, искусно украшенных кинжалов, мечей, кувшинов с вином, россыпей драгоценных камней.
Я окинул сокровища одним быстрым взглядом, потом посмотрел на Иешуа.
Он восседал на груде подушек в дальнем конце шатра, утопая в великолепном наряде, как и подобает восточному владыке. Движением руки он отпустил служанок, которые босиком пробежали мимо меня, оставив нас в шатре с глазу на глаз.
– Бери свою долю, – предложил Иешуа, показывая на добычу. – Бери все, что хочешь, и не забудь прихватить какие-нибудь украшения для своей прекрасной спутницы.
Я прошел мимо сокровищ и опустился на ковер у его ног.
– Иешуа, я не хочу никаких трофеев. Только выполни свое обещание и с миром отпусти нас – ведь это мы отдали Иерихон в твои руки.
Вина в шатре не было, но Иешуа казался опьяненным… Наверное, победой. А может быть, предвкушением будущих завоеваний.
– Сам бог послал мне тебя, Орион, – отвечал он. – И он прогневается, если я отпущу тебя.
– Ты говоришь от лица своего бога?
Иешуа гневно прищурился, однако ответил достаточно кратко:
– Теперь мы нападем на амалекитян. Они угрожают нашему флангу, их следует полностью уничтожить.
– Нет, – отрезал я.
– Ты и твои хетты слишком большая сила, чтобы я согласился так просто отказаться от вашей помощи, – заметил Иешуа. – Тем более сейчас, когда вокруг столько врагов.
– Мы должны уйти.
Он поднял руку, останавливая меня:
– Уйдешь, когда в этих землях настанет мир и дети Израиля смогут жить здесь, не боясь нападения соседей.
– Но на это уйдет много лет, – возразил я.
Он пожал плечами:
– На все воля Божья.
Я заставил себя улыбнуться:
– Иешуа, кому, как не тебе, понять стремление человека к свободе? Я не хочу быть рабом, не хочу служить тебе и твоему богу.
– Рабом? – Он вновь указал на добычу. – Разве раба так награждают?
– Раб тот, кто не может отправиться, куда хочет, и не важно, сколько побрякушек навесил на него хозяин.
Он разгладил кудрявую бороду.