Поразмыслив, он решил никому ничего не рассказывать. До поры — кто знает, может, в этой чепухе и обнаружится какой-то тайный смысл?
* * *
Данила недолго отлеживался в сарае — на следующий день прискакал Башмаков.
Дьяк в государевом имени прежде всего отправился в Конюшенный приказ, занял там горницу подьячего Пантелея Бухвостова, послал служителя отвести своего аргамака на конюшни и потребовал к себе Богдана Желвака. Богдаш знал, что вот-вот позовут, был наготове и сразу явился.
— Теперь говори вразумительно, — велел Башмаков. — Из грамоты твоей я то лишь и понял, что Данилу Разбойный приказ повязал. Что тут еще стрястись успело?
— То и стряслось, твоя милость, что Данила из Разбойного приказа сбежал…
— Из Разбойного приказа?! — Башмаков ушам не поверил.
— Точно так, и я его спрятал на дворе у князя Сицкого.
— Ловок! Сдается, что и сбежать тоже ты помог.
— Само так вышло… — И Богдаш рассказал, как подсылал пьяного дьякона в кабак «Под пушками» и как этот дьякон невольно способствовал побегу.
Башмаков расхохотался.
— Евтихеев все не может простить Даниле, что тот с Настасьей-гудошницей покумился! — весело сказал дьяк. — А вот хотелось бы знать, где та налетчица обретается… Ну что ж, ты тут сиди, меня дожидайся, а я в Разбойный приказ пойду, Данилу выручать. Заодно и докопаюсь у них, кто таков Бахтияр.
Богдан поклонился, но дожидаться Башмакова в помещении не стал, а вышел на крыльцо. Там-то он и приметил, что в сторону Разбойного приказа пробежал знакомый ему человек — земский ярыжка Аксентьев с лубяным коробом на плече.
Приказные частенько одалживали друг у друга столбцы, особливо же — Земский и Разбойный приказы, которым приходилось ловить злоумышленников. А злоумышленник — не дерево, что растет на одном месте, сегодня он в Москве, где его пакостями занимается Земский приказ, а завтра уж перебежал в Мытищи — там его Разбойный приказ ловить обязан. Потому земский ярыжка, несущий столбцы в Разбойный приказ, Богдана не удивил.
Дьяк в государевом имени Башмаков с виду не был грозен, однако он имел прямой доступ к государю, и даже более того — государь сам постоянно искал его и звал пред свои пресветлые очи, а то и приходил заниматься государственными делами прямо в Приказ тайных дел, где имел свой стол и письменный прибор. Поэтому башмаковское явление в Разбойном приказе вызвало страх и суету — ну как государь прислал дьяка выразить свое неудовольствие?
Башмаков потребовал к себе Евтихеева и первым делом сообщил, что конюх Данила Менжиков выполняет особые государевы поручения, потому обижать его не след.
— Да как же не след, коли он нашего человека убил? — возразил Евтихеев.
— С чего вы взяли?
— Тело Бахтиярово в избе Земского приказа лежит, и ты сам, твоя милость, можешь убедиться — рана от узкого лезвия. Статочно, метнули в горло джерид. А тот Данилка, когда бежать изготовился, вынул из-за пазухи джериды и кидать собрался! Суматоха началась, он и удрал. Джериды на Москве нечасто встречаются, сам знаешь. Вот и улика!
— Видел ли кто, как он того Бахтиярку убил? — грозно спросил Башмаков.
Из чего подьячий сделал вывод: главе Приказа тайных дел уже удалось поговорить с конюхами, и спорить с ним бесполезно.
Далее дьяк задал несколько вопросов по старым делам, чтобы не возникло подозрения, будто он лишь ради конюха сюда примчался. И потом лишь, сделав вид, будто сменил гнев на милость, принялся расспрашивать о Бахтияре.
— Этот человек не первый год нашему приказу тайно служит, — сказал Евтихеев. — Он рядиться горазд был, то иноком, то нищим, то купцом персидским, что пряностями торгует. Мы проведали, что на Москве тайно налетчики объявились, те, что года три назад или более Стромынку оседлали. Донес купчишка, он кого-то из них на торгу видел и признал. А тогда там по меньшей мере три ватаги шалили — одна Юрашки Белого, ту мы почти всю взяли, вторая — бабы, Настасьи-гудошницы, и еще одна была, да атаман умен — вовремя увел.
Башмаков спорить не стал — сейчас он не хотел добираться до шашней Разбойного приказа с княжичем Обнорским, который выдал ватагу Юрашки Белого. Государь намедни придумал речение: делу — время, да и потехе час. Сейчас, стало быть, время иным вопросам, но и княжичу Обнорскому выпадет час…
— Сказывай, — только и произнес он.
— И тот купчишка, батюшка Дементий Минич, — подобострастно сказал подьячий Башмакову, который ему едва ли не в сыновья годился, — донес, будто тот налетчик прячется где-то в приходе храма Девяти Мучеников. А у нас было подозрение, будто налетчики с неким купцом спелись, прозванием — Клюкин. И я послал Бахтияра проверить, так ли это, и не явилась ли где поблизости сама Настасья-гудошница.
— Стало быть, ты, Илья Матвеевич, был убежден, что это ватага Настасьи-гудошницы? — уточнил Башмаков.
— Да, батюшка Дементий Минич. Потому что слух прошел — скоморохов в тех краях видели. А у нее подручные — молодые парнишки-скоморохи. Так вот, наш Бахтияр в приказ носу не казал, а коли хотел чего сообщить — приходил в кабак «Под пушками» и там в задней комнате грамотку писал и нам ее передавали. Последняя грамотка была про то, как его на клюкинском дворе кобелями травили. Стало быть, кого-то там Клюкин прятал и нищий люд к себе более не пускал береженья ради. И после того Бахтияр сгинул. Мы ждали, ждали от него грамотки, а ее все нет да нет. Забеспокоились — не выследили ли те воры, что он в кабак ходит и грамотки там оставляет? Посадили мы в кабаке засаду. И, надо ж тому случиться, приходит конюх Данилка Менжиков и домогается, где наш Бахтияр! А тот Данилка — Настасье-гудошнице кум. Ну, стало быть, изловили молодца!
— Коли даже так — неужто иного пути у него не было отыскать вашего человека, а только шататься по кабакам и выспрашивать целовальников? — недовольно спросил Башмаков.
— Настасья, видать, про Бахтияра знала да упустила его. Потому и послала кума вызнавать.
— Но он к тому часу уже лежал мертвый в избе Земского приказа.
— Мы-то, батюшка, про то не ведали!
Башмаков не стал загонять подьячего в угол — и без того понятно: обрадовался возможности свести счеты.
— Так вернемся к твоему Бахтияру. Что могло бы его привести ночью под Водовзводную башню?
— Шел за кем-то по следу, поди.
— Коли он выслеживал ватагу Настасьи-гудошницы, то что могло бы Настасье ночью под башней понадобиться?
— Может, встретиться с кем условилась? Может, лодочников ждала?
— Иного места для встречи на всей Москве не сыскала — только под самым Кремлем?
— Может статься, с кем-то из кремлевских жителей о встрече условилась. Там же рядом Боровицкие ворота, а они поздно запираются.
Неизвестно, о чем бы далее расспрашивал Башмаков Евтихеева, но дверь отворилась, первым явился лубяной короб, а за ним — державший его в охапке Стенька.