Но главное, — республиканские летчики не могли догнать «мессершмитты», потому что те летали почти на сто километров в час быстрее «ишачков». У новых немецких истребителей гораздо лучше обстояло дело и со скороподъемностью. Благодаря этому они могли вести бой на вертикалях, сразу беря инициативу в свои руки. А как только положение начинало складываться не в их пользу — немедленно уходили на высоту. Кроме того, что на восходящих траекториях «ишачок» безнадежно отставал от стремительного «мессера», из-за малой высотности мотора М-25 республиканские пилоты не могли преследовать немцев на высоте свыше 6000 метров. Для И-16 это был потолок, на котором его двигатель начинал чихать и глох. Пользуясь своей безнаказанностью, немцы спокойно выжидали на безопасной для себя высоте, и при первой возможности обрушивались на выбранную жертву, нанося ей смертельный удар.
В течение всего одной недели в эскадрилье Нефедова так погибли трое летчиков. У Бориса кулаки сжимались от ярости, когда на его глазах санитары вынимали из кабины И-15 молодого испанского паренька, сумевшего перед смертью посадить на аэродроме изрешеченную пулями машину. Как и многие погибшие в те роковые недели, смертельные ранения молодой республиканец получил в спину по причине слишком тонкой бронеспинки, не рассчитанной на защиту от крупнокалиберных пуль.
Борису тоже при встрече с 109-ми приходилось надеяться только на обещанную Ольгой при расставании защиту ангелов-хранителей и собственные рефлексы. Не раз в это время ему приходилось круто разворачивать свой истребитель и отчаянно идти в лобовую атаку на доставших его фрицев.
Но чаще, не имея возможности на равных сражаться с новыми немецкими истребителями, Борис старался затянуть их поближе к земле. Он заметил, что при всех своих достоинствах, на виражах «мессеры» уступают советским машинам. Так что, как только на поле боя появлялись остроносые немецкие хищники, Нефедов начинал акробатику «в партере».
Однажды таким образом ему пришлось одному кувыркаться с четверкой «мессеров». Вообще-то, вылетел Нефедов в составе звена из трех самолетов. Такое построение хорошо смотрелось на воздушном параде и оправдывало себя при штурмовке наземных позиций противника. Но в маневренной свалке с вражескими истребителями удержаться тройкой невозможно. В результате каждому приходиться действовать в одиночку, особо не рассчитывая на прикрытие товарища.
Немцы же вместо традиционной тактики ведения боя звеном в три самолета, стали летать парами — ведущий атакует, ведомый прикрывает его хвост. Две пары образовывали строй, названный «четыре пальца».
Борис сумел оценить эффективность такой тактики, когда одного его ведомого — испанского пилота — немцы «сожрали», как только в начале «собачьей свалки» он «отвалился» от звена. Второй ведомый, вместо того, чтобы прикрывать Борису хвост, сам полез сбивать вражеский самолет и поплатился за это жизнью. Нефедову же пришлось вначале снижаться ниже городских крыш, чтобы спастись от приклеившихся к его хвосту «мессершмиттов». Затем он минут двадцать кружил между стогами сена на крестьянском поле, порой задевая копны крылом, уворачиваясь от пулеметных трас то одного крылатого бандита, то другого. Ни один вменяемый каскадер Голливуда ни за какие миллионы не согласился бы исполнить подобный трюк. Но Борис ходил по краю пропасти не за деньги, а потому что спасал собственную жизнь. На свое счастье перед войной «воздушный хулиган» научился хорошо чувствовать землю и мог себе позволить косить пропеллером траву. Немцы так низко опускаться не смели и держались с небольшим превышением.
Пока одна пара гоняла республиканский «ишачок» внизу, вторая постоянно перемещалась на высоте, выжидая, когда республиканский пилот устанет изображать стрекозу и поднимется чуть выше — перевести дух. Вот тут-то на него и должны были внезапно свалиться со стороны солнца засадные «мессеры»!
Борис словно раздвоился: какая-то его часть автоматически «выписывала узоры» ручкой управления, синхронно выжимала педали, а другая постоянно следила за заходящими то справа, то слева преследователями. Особенно его заботила вторая пара убийц. Временами их хищные тени мелькали высоко в лазоревой синеве. Но именно высотных ястребов стоило опасаться больше всего. Приходилось до боли напрягать глаза, чтобы вовремя заметить на фоне слепящего солнечного диска несущуюся на тебя крылатую смерть…
В том бою немцы его все-таки достали напоследок. Очередь прошила левый борт «ишачка», разбила бензочасы, попала в бак. Вскоре после этого «мессеры» ушли, не став добивать Нефедова. Видимо, у них заканчивалось горючее.
Пришло время подсчитывать ущерб. Борис обнаружил, что вырван правый элерон. Сквозь пробоины в левом борту кабины свистел ветер. Летная куртка на левом боку была разорвана и забрызгана жевательной резинкой, лежащей в кармане. Чудом спасся!
Смертельно уставший, и все же счастливый оттого, что остался жив, Борис тоже заковылял домой. За его самолетом тянулся шлейф белого дыма. Приговор был подписан, но не оглашен. Пока мотор тянет — есть надежда. Нефедов знал, что его «Поликарпов» — на редкость выносливая машина.
После приземления механик, похоже, уже давно считающий своего русского друга заговоренным, долго растерянно крутил в руках снятый с самолета топливный бак. «С таким баком, напоминающим решето, пролететь 100 километров мог только человек, пользующийся услугами сильнейшего колдуна» — другого объяснения случившемуся опытный механик не находил…
* * *
Да, в техническом отношении Борис и его сослуживцы во второй раз за эту войну оказались слабее противника. К счастью, испанские инженеры и техники, как могли, пытались помочь своим пилотам, и часто довольно успешно. Из восьмимиллиметровых обрезных стальных плит они в кустарных условиях изготовили бронеспинки, которые сразу стали спасать жизни летчиков.
Вместо маломощных родных моторов М-25 на обороняющие Мадрид истребители И-16 начали устанавливать контрабандные «движки» «Райт-Циклон» SGR 1820 F-54. Оснащенные наддувом, эти моторы позволяли «ишачкам» резво взбираться на прежде недоступные им высоты. А чтобы на 8000 метров смазка пулеметов не замерзала, инженер Лопес-Смит изобрел нагнетатели, подающие нагретый воздух от двигателя на затворы пулеметов. Кислородное оборудование на многих самолетах уже имелось, хотя до этого особой нужды в нем не было.
После того как самолеты были полностью подготовлены к высотному перехвату, коллеги из других подразделений стали в шутку называть Нефедова и его товарищей «эскадрильей сосунков», имея в виду, что в полете они «сосут» кислородную смесь из специальных масок.
Но в итоге все эти новшества позволили республиканцам сделать неприятный сюрприз своим немецким коллегам из «легиона кондор», которые успели привыкнуть к своему преимуществу.
18 сентября 1938 года республиканские пилоты впервые опробовали тактику «соколиного удара». Поднятая по тревоге эскадрилья перехватчиков обнаружила противника на подступах к Мадриду. Полтора десятка «Хейнкелей 111» растянулись длинной колонной. Их сопровождали «мессеры». Немцы чувствовали себя в абсолютной безопасности, так как двигались на эшелоне 7000 метров.