– Правильно не верите, – хозяин кабинета негромко похлопал в ладоши. – Умная девочка… вся в отца!
– Отец? При чем тут мой отец? Вряд ли вы его знали…
– Уверяю вас, я его хорошо знал… и знаю!
– Что вы хотите этим сказать?!
Хозяин кабинета нажал какую-то кнопку на столе.
Дверь открылась, и в комнату вошла женщина маленького роста, худенькая и узкоплечая.
– Проходите, Зоя Петровна, садитесь, – обманчиво мягким тоном пригласил ее человек, велевший Кате называть себя просто Павлом.
– Благодарю вас, я постою, – ответила она неожиданно звонким голосом, так взрослые артисты озвучивают роли детей в радиопостановках – визгливо и ненатурально.
– Не вспоминаете ее? – вкрадчиво спросил Павел у Кати.
– В первый раз ее вижу! – честно ответила она.
– Это совершенно естественно, – сказала женщина. – Ребенок был в тяжелейшем состоянии. Она и родителей-то не узнавала, не то что медицинский персонал в лицо могла бы запомнить.
При этих словах перед глазами Кати внезапно всплыли грязно-белые стены, окно с форточкой, которая открывалась почему-то сверху вниз… Катя вспомнила даже забытое слово «фрамуга». Больничная палата была маленькой, на одного человека, и называлась смешным словом «бокс». Окно – узкое, но длинное, так что форточка находилась где-то под потолком, и, чтобы открыть ее, приходилось залезать на подоконник и тянуть за веревочную петлю. Но форточку открывали редко – нянечкам было лень забираться на подоконник. В палате стояла жуткая духота, на Катю волнами наплывал удушливый жар, открывая мутные глаза, она видела перед собой только качавшуюся веревочную петлю.
Единственный раз она лежала в больнице – в далеком детстве, когда в первом классе подхватила тяжелую стрептококковую ангину. Когда температура дошла до сорока, врач «неотложки» грозно прикрикнул на маму, которая все не хотела отдавать дочку в больницу, и сам на руках отнес девочку в машину. Катя, разумеется, этого не помнила – при такой-то температуре!
В бокс родных не пускали, медицинского персонала, как водится, не хватало, а те, кто имелся, не слишком-то утруждали себя уходом за детьми. Бегая босиком по холодному полу в туалет, Катя заболела еще и пневмонией. Больше она ничего не помнила, осознала она себя примерно через неделю, уже дома, куда мама забрала ее под расписку.
– Девочку привезли в тяжелом состоянии, – говорила женщина, стоя очень прямо и глядя куда-то вбок, мимо Кати, – положение усугубилось пневмонией, когда ей стало совсем плохо, понадобилось срочное переливание крови. У девочки Баженовой Кати была очень редкая группа крови – четвертая…
Катя отвернулась, потому что невозможно было слушать этот пронзительный детский голос и видеть перед собой немолодую женщину с седыми волосами. Женщина говорила серьезные вещи, а казалось, что сейчас она лихо притопнет ногой и запоет что-то типа «раз дощечка, два дощечка – будет лесенка», и дальше – как вместе весело шагать и петь хором.
– В таких случаях, – невозмутимо продолжала женщина, – мы обращаемся к родителям, отец или мать – лучший донор. Оказалось, что у матери девочки, Баженовой О.К., группа крови не совпадает с дочкиной. И, как только речь зашла о том, чтобы пригласить отца, мать девочки призналась, что ее муж – Баженов А.П. – не является биологическим отцом ее дочери.
– Что?! – вскрикнула Катя. – Что вы такое несете?!
Женщина посмотрела на нее в упор, очки ее строго блеснули.
– Не перебивайте ее, – посоветовал Кате Павел, – терпение проявите. Продолжайте, Зоя Петровна, мы вас внимательно слушаем.
– Девочку срочно нужно было спасать, – в мажорном тоне продолжала женщина, – мать спешно связалась с биологическим отцом девочки, и через некоторое время в больницу приехал мужчина. У него взяли анализ крови – группа совпадала, та же, четвертая. Больница – официальное учреждение, так что мужчине пришлось предъявить паспорт на имя Седых Василия Григорьевича.
«Дядя Вася! – поняла Катя. – Но… этого не может быть! Мой папа – такой замечательный, умный, добрый, заботливый – и не папа вовсе?! Отец так меня любил, мы много времени проводили вместе…» Кате так хотелось быть на него похожей… Правда, все родные хором твердили, что Катя – копия матери. Дядя Вася считался другом дома, с ее родителями он познакомился очень давно, еще в юности, говорила мама. Дядя Вася приходил к ним в ее детстве запросто, без звонков и приглашений. Папа тогда часто ездил в командировки, и дядя Вася помогал маме – возил ее с дочкой в поликлинику и на дачу, даже продукты иногда приносил. И дарил Кате дорогие игрушки. Она привыкла к нему, как к члену семьи. А потом дядя Вася куда-то исчез. Теперь Катя припоминает, что это случилось как раз после ее выздоровления. А через несколько лет он навестил их снова, но Катя уже отвыкла от него, стала стесняться. В подростковом возрасте взрослые детям уже неинтересны.
Окружающая жизнь изменилась, и у Катиных родителей ничего не могло быть общего с уголовным авторитетом. Да-да, поняла Катя: ее настоящий отец – уголовный авторитет! И кличка его – Свояк, именно так его называли подчиненные. Да что это она, тут же одернула себя Катя, настоящий отец – это ее папа! И вовсе ничего это не значит, что он уже умер и что в детстве дядя Вася баловал ее и дарил дорогие подарки. Но, боже мой, мама… как она могла?! Отец, разумеется, ничего не знал, вряд ли в противном случае он привечал бы дядю Васю. А тот, видимо, не хотел портить жизнь Катиной матери. И Катя ничего бы не узнала и не терзалась бы теперь, если бы не эта ужасная женщина с голосом, напоминающим звук пионерского горна из старого фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен!».
Сумасшедшая комната с кричащими цветными панелями закачалась перед Катиными глазами, замелькали светильники, зарябила вода в аквариуме.
– Вы нарушили врачебную тайну! – с ненавистью сказала она женщине. – Вы не должны были… Вы же клятву давали… Зачем, зачем вы это сделали?!
– Не строй из себя дуру! – Зоя Петровна подошла ближе к Кате. – Какая, к черту, клятва?! Я медсестрой работала, кровь переливала, так что, считай, я тебе жизнь спасла! И не тебе одной, между прочим! А сказать, сколько я всю жизнь получала?! И потом, когда я ослепла почти совсем и в вену попадать перестала, сказать, какую мне пенсию положили?! Ты небось такого и слова-то не знаешь!
Голос ее стал еще выше, он влезал Кате в уши и проникал внутрь, в мозг, так что каждая клеточка организма заполнилась им и начинала вибрировать в тон с этим резким визгливым звуком. Кате казалось, что еще совсем немного – и все тело ее войдет в резонанс и рассыплется на миллионы крошечных кусочков.
– Да замолчите вы! – Она шагнула ближе и с неожиданной силой толкнула женщину в грудь. – Все вы врете, не было этого! И больницы не было!
Несмотря на свою внешнюю хрупкость, Зоя Петровна не упала, только сделала шаг назад. Она совершенно не растерялась и не испугалась Катиного порыва, спокойно достала из кармана свернутую в трубку потрепанную тетрадку и бросила ее на стол. Дрожащими руками Катя развернула тетрадку, которая оказалась медицинской карточкой. Все правильно: Баженова Катя, семь лет, мать… отец… группа крови… потом шел долгий перечень болезней и проведенного лечения; а вот и та самая запись – Седых Василий Григорьевич, группа крови – та же, что и у нее, четвертая… и черным по белому: «Со слов матери, Баженовой О.К»… и так далее. Этой записью врачи пытались заранее снять с себя ответственность за возможный неблагоприятный исход болезни.