У Величко опять по спине побежали мурашки. Вот вляпался, подумал он.
– Да я и не думал перечить, – сдался он. – Готов выпить и поговорить по душам готов. Только собачку мою выпустить надо.
– Собачка пока пусть там посидит, – сурово отрезал Летягин. – Опасная у тебя собачка, обученная. Я таких много видел. Так что пусть посидит, ничего с ней не случится. Там пустая комната, кроме дверей, ничего нет. Я специально эту западню для вас приготовил – знал, что ты по моим следам пойдешь… Но это все разговоры для бедных. Пойдем, причастимся.
Он призывно махнул фонарем и повел Величко в какую-то боковую дверь. Вскоре они очутились в большой комнате, которая казалась очень тесной из-за стеллажей, стоявших вдоль всех четырех стен. На стеллажах тускло поблескивали консервные банки, покрытые высохшей до каменного состояния смазкой, бутылки с горлышками, залитыми стеарином, лежали истлевшие мешки без содержимого, изгрызенные картонные коробки и жестяные ящики. Видимо, это был продуктовый склад.
Здесь действительно имелся узкий стол на массивной тумбе, два стула, а на поверхности стола стояла раскрытая пятилитровая фляга из какого-то светлого сплава, две алюминиевые кружки и пригоршня серых галет на куске рваного станиоля. И еще здесь горела масляная лампа, дававшая неверный трепещущий свет и распространявшая вокруг горький тошнотворный запах.
– Присаживайся! – радушно сказал старик и выключил фонарь. – Поберечь питание надо. Да и руки для пирушки свободными должны быть, верно?
– Так, может, автомат тоже куда-нибудь отложить? – сказал Величко. – Я вроде человек культурный, на старого человека бросаться не буду…
– Это как сказать, – хмыкнул Летягин. – Но, вообще, ты прав. Русский мужик если за стол сел, то пока спиртное не кончится, он выступать не будет. Вот если в стакане сухо будет, тогда… Но у нас тут этого добра море разливанное, беспокоиться не о чем.
– Время только не больно подходящее для веселья, – тоскливо сказал Величко.
– А кто тебе сказал, что мы веселиться будем? – удивился старик. – Я же сказал – переговоры. Серьезный момент. Но давай сначала отведаем нашей, исконной!..
В алюминиевую кружку с бульканьем полилась водка. Лицо старика приобрело строгое и торжественное выражение. Он поднял свою кружку, в упор посмотрел на Величко и провозгласил:
– Ну давай – за все хорошее!
Потом он одним махом проглотил свою дозу, зажмурился, потряс головой и сгреб со стола твердую как камень галету. Величко украдкой понюхал содержимое своей посуды – кажется, действительно пахло водкой – и осторожно выпил, оставив на дне едва ли не половину. На его взгляд, за долгие годы водка основательно выдохлась, несмотря на герметичную тару. Однако старика разобрало очень быстро. Он расслабился и, посасывая несъедобную галету, тут же налил по второй.
– Чтобы не терять времени, – объяснил он. – И у тебя дела, и у меня. Давай, поехали! За ваш успех!
Величко совсем не понравилась такая скорость, но перечить он зарекся, а потому одолел и вторую порцию.
– Хороша! – с большим удовлетворением сказал Летягин, стукая кружкой по столу. – Давно я мечтал об этом, сынок! За то, что помог мечту мою исполнить, большое тебе спасибо! Но предупредить тебя хочу, чтобы дальше ты на меня не рассчитывал. Наши с тобой дороги разошлись навсегда, это ты на носу заруби. Я перед тобой чист – ты мне помог, я – тебе. Бункер, как и обещал, показал. Долгов за мной нету.
– Ну, допустим, – сдержанно сказал Величко. – А куда же ты, Иван Кузьмич, собираешься теперь податься? Ведь ни денег у тебя, ни близких не имеется, если я правильно понял.
– Один я как перст, – подтвердил Летягин. – Но ты за меня не беспокойся. Никуда я отсюда не подамся. Я уже все решил.
– Останешься здесь? – спросил Величко без особого даже удивления.
– Именно, – подтвердил старик. – Не понимаешь? Объясню. В моей жизни много чего было, сынок. Так много всего, что я думал – мне хватит этого под завязку. А потом я вдруг оглянулся вокруг и увидел, что на самом деле ничего у меня нет. Все чужое. Это хуже, чем умереть, сынок. Доживешь до моих лет, то же самое почувствуешь. Чужое все вокруг – до невыносимости. А здесь мой мир. Не рай земной, конечно, но он мой. И даже товарищ мой где-то здесь ходит…
– Постой! Так ты знаешь этого типа? – перебил его Величко. – В галифе и в подкованных сапогах? Ты его узнал?
– Да я его даже не видел, – махнул рукой Летягин. – Я просто слышал, что ваш дружок-армянин говорил, и понял, что кто-то здесь есть. Такое вполне могло случиться. Может, сам не захотел выходить по какой-то причине, может, наказали так, а может, дорогу кому перешел – его и замуровали в назидание. А товарищ он мне, потому что таких нас только двое и осталось…
– Как же он выжил?!
– Как! Приспособился! Русский человек ко всему приспособиться может. А потом, здесь и жратвы и топлива море оставалось. Сумел вот, выжил! Видал следы в коридоре?
– Видел, – сказал Величко. – Там разные следы. Что-то многовато здесь собак, Иван Кузьмич, тебе не кажется? Собаки под землей вроде не водятся.
– Видишь, завелись, – усмехнулся старик. – Я вас предупреждал, чтобы почаще оглядывались, ребята. И еще одно пожелание – свои дела делайте, а в чужие не встревайте. Можешь считать это моим завещанием, сынок.
– Имеется в виду, что тебя ни в коем случае не кантовать, Иван Кузьмич?
– И меня, и моего товарища, – твердо сказал старик. – Пускай это наша могила будет. Вам наверх подниматься, вас там ждут, и слава богу. А для нас там места нету. И на этом разговор закончим. Давай еще по одной на посошок и разбежимся.
Он взял в руки посудину с водкой, но вдруг вздернул голову и тревожно прислушался. Величко тоже услышал какой-то странный шум – будто по подземным коридорам задул ветер – а потом надрывно и страшно завыл в своей тюрьме Граф. Величко вскочил, опрокинув со стола кружки, зажег фонарь.
– Собаку отопри! – сердито крикнул он Летягину.
Тот тоже уже был на ногах. Слегка пошатываясь, он шагнул в сторону и подхватил со стеллажа автомат.
– Иди за мной! – скомандовал он Величко.
Они выбежали со склада, и старик тотчас втолкнул Величко в какую-то дверь, потом еще в одну. Радостный и виноватый визг Графа встретил его. Величко с облегчением вздохнул и потрепал Графа по жесткой шее. Но его тут же отвлек звук за стеной – словно морская волна плеснула в дверь, запертую на замок с защелкой. А потом десятки когтей бешено заскреблись, застучали, заколотились в эту дверь, будто надеялись снести эту преграду. Граф тихо, но как-то особенно жутко зарычал, вся шерсть у него встала дыбом. У Величко у самого мороз пошел по коже. Он мог себе представить, что такое стая диких собак. Путь к друзьям был отрезан.
Он оглянулся, желая проверить, как отреагировал на эту неожиданность Летягин. Но старика в комнате уже не было, а у порога на видном месте лежал автомат ППШ.