— Нет, — запротестовал немец. — Я тоже пойду. Мне нравится смотреть, как работает мой лумбва.
— Хорошо, — не стал спорить Слоун. — Но только он и вы, никаких сопровождающих. Если мы начнем отстреливать дичь, чтобы накормить ваших боев, то распугаем всех слонов, а я не могу целый месяц гоняться за одной парой бивней.
— Согласен, — кивнул немец. — Вы возьмете вашего кикуйю?
— Он всегда со мной.
Гюнтерманн вновь кивнул:
— Хорошо! Нам понадобятся два боя, чтобы принести сюда бивни.
Наутро все четверо двинулись от реки в саванну. Тумо, из племени лумбва, и Каренджа, кикуйю, следопыт Слоуна, подчеркнуто не замечали друг друга. Гюнтерманн страдал от похмелья, так что первые два часа они прошагали молча. То и дело им встречались громадные стада антилоп-гну и газелей, но ничего крупнее жирафа. Еще через час они сняли с плеч рюкзаки и присели в тени десятифутового термитника.
— Как скоро мы возьмем след слона? — спросил Гюнтерманн, приложившись к фляжке.
— Трудно сказать. — Слоун, сняв левый ботинок, выковыривал песчаную блоху из-под ногтя большого пальца. — В этих краях много стреляли. Слоны перебрались на восток, возможно, и на север, и стали очень осторожными.
— Как вы думаете, сегодня мы найдем след? — не отставал Гюнтерманн.
— У нас уйдет на это два или три дня, — ответил Слоун. — Если нам повезет.
— Вы уверены? Слоун пожал плечами;
— Всякое случается. Всегда можно наткнуться на одинокого самца, но охотники за слоновой костью знают, что на каждый выстрел надо отмахать двадцать пять миль, если, конечно, ты не из тех, кто отстреливает самок и детенышей. — Он помолчал, чтобы прихлопнуть муху цеце. — А что? Хотите вернуться на Торговый пост?
— Райc практически смирился с проигрышем, — напомнил Гюнтерманн.
— Смирился он или нет, это ваши с ним дела, — ответил Слоун. — Если я не получаю слоновую кость, то половина денег — моя.
— Тогда пошли за слоном! — Гюнтерманн поднялся.
— Как скажете. — Слоун надел ботинок.
— А как вы здесь оказались? — раздраженно спросил Гюнтерманн. — Слонов-то нет.
— Я вернулся из Уганды за носильщиками, — ответил Слоун. — Вождь деревни ачоли разозлился на меня, и мне пришлось спешно ретироваться. Мои люди меня бросили, за исключением Каренджи.
— Ничего не понимаю. Ачоли хотят вас убить, но вы все равно намерены вернуться в Уганду. Почему?
— Я припрятал там три тонны слоновой кости, — ответил Слоун. — Как только найму носильщиков, а может, и нескольких солдат из местных, которые умеют обращаться с ружьями, я вернусь за моим кладом.
— Ясно. — Гюнтерманн вытер лицо носовым платком. — Но почему вы так далеко ушли за носильщиками?
— Они не дезертируют, если не будут знать местных наречий и не смогут без меня найти дорогу домой, — ответил Слоун.
Они шли и шли по саванне, встречались им лишь импалы, зебры да канны. Один раз они увидели страуса, который, заметив их, унесся со всех ног. Когда они присели под акацией, чтобы перекусить, внезапно появились две львицы и прошествовали мимо в тридцати ярдах, полностью их проигнорировав. Вскоре показался носорог, яростно зафыркал, вроде бы собрался атаковать, но проскочил мимо, высоко подняв хвост.
К вечеру счет увиденных антилоп шел уже на тысячи, а птиц — на десятки тысяч, но выйти на след слона им так и не удалось. Лагерь они разбили в зарослях терновника, Тумо и Каренджа по очереди несли вахту, а вокруг кипела ночная жизнь вельдта: пронзительно смеялись гиены, грозно рычали львы, испуганно ржали зебры.
Утро ничем их не порадовало, и лишь когда солнце подходило к зениту, они наткнулись на кучу слоновьего дерьма. Каренджа подошел, присел, покопался в дерьме рукой.
— Бариди, бвана* [7] , — объявил он, когда к куче шагнул лумбва.
— Что он говорит? — спросил Гюнтерманн.
— Он говорит, что дерьмо холодное, то есть куча старая и оставлена давно, — ответил Слоун. — За этим слоном идти нет смысла.
— Чушь какая-то! — воскликнул Гюнтерманн, когда Тумо подтвердил вывод Каренджи. — В прошлом году здесь бродили тысячи слонов!
— Это же не дома, Гюнтерманн, — усмехнулся Слоун.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что они не остаются там, где вы их когда-то видели.
Они прошли еще семь миль, увидели канн, бабуинов, вновь присели, чтобы перекусить, отправив Тумо осматривать окрестности. Он вернулся через полчаса, объявив, что нашел свежий след.
— Сколько слонов? — спросил Слоун.
— Один, — ответил Тумо.
— Взрослый самец?
Лумбва кивнул.
— Хорошо. Похоже, дело пошло на лад. Где ты его нашел?
Лумбва указал на восток, сказав, что до следа меньше мили.
— Тогда не будем терять времени. — Слоун забросил за плечи рюкзак, подхватил винтовку. — Вы готовы, Гюнтерманн?
Немец поднялся.
Они прошли на восток с милю, потом повернули на север, наконец лумбва указал на свежую кучу слоновьего дерьма.
Каренджа подошел к ней, оглядел кучу, землю вокруг, хмурясь, вернулся к Слоуну.
— Это Малима Тембоз, бвана, Гора, которая ходит, — шепотом, так, чтобы услышал только Слоун, произнес он.
— Ты уверен? — спросил Слоун.
Каренджа подвел его к слоновьему следу, указал на двойные борозды, оставленные в твердой земле слоновьими бивнями.
— Видите? Маконде называют его Бвана Мутаро, потому что лишь его бивни оставляют такой глубокий след. Мой народ зовет его Мрефи Кулика Твига, ибо он выше, чем жирафы, но он истинная Малима Тембоз.
Слоун подозвал Гюнтерманна.
— В чем дело? — спросил немец. С его лица не сходила улыбка, так обрадовал его свежий след.
— Скажи своему бою, что с этим слоном мы связываться не будем. Найдем другого, и у вас останется шанс выиграть пари.
— Почему? — пожелал знать Гюнтерманн. — Чем вам не подходит этот слон?
— Этого слона я знаю, — объяснил Слоун. — Он убил больше десятка туземцев, включая вандеборо, который управлялся с топором ничуть не хуже вашего лумбва.
— Вы сами его видели?
Слоун покачал головой.
— Нет. Но слышал предостаточно.
— Откуда вы знаете, что это тот самый слон? — спросил Гюнтерманн.
Слоун подвел его к следам.
— Это самый большой отпечаток ноги, какой мне доводилось видеть. Даже по размеру можно сказать, что это тот самый слон. Посмотрите, как его бивни взрывают землю при ходьбе. Вот почему его называют Бвана Мутаро, Великий плуг или Господин плуг. Каждый его бивень никак не меньше двухсот фунтов. — Он помолчал. — Такого слона топором, пожалуй, не убьешь. Он пожил на свете, многое повидал, многому научился. Вашему бою не удастся подкрасться к нему или застать его спящим.