– Понял.
Арба неторопливо проезжает мимо нас. Снова текут минуты… наконец, удаляющийся скрип прерывается щелчками разряжаемых арбалетов, хриплым вскриком – и характерным треском файербола. Короткая суматоха боя длится буквально несколько секунд, после чего на дороге вновь воцаряется тишина.
– Уй-е, – разочарованно бормочет Ладога. – Нашумели-таки.
– Не каркай, – одергивает его Гимли. – Один бабах – еще не шум. В этих горах по ночам часто стреляют.
В моем кармане вновь начинает дергаться амулет.
– Слушаю, брат лейтенант.
– В вашу сторону, – в этот раз помехи меньше и голос командира группы слышен достаточно отчетливо. – Движется один.
– Понял.
Я разворачиваюсь в сторону ущелья, как раз в тот момент, когда уцелевший басмач, решив, очевидно, что он достаточно удалился от места засады, вылезает обратно на дорогу. Впрочем, движется он осторожно, а в руках у него… в руках у него, похоже, давешний китайский посох, хотя сам басмач не тот, что сидел рядом с гоблом-погонщиком.
– Брать живым, брат лейтенант?
– Нет! – после короткой паузы сообщает мне амулет. – Валите… только тихо.
Тихо – это не ко мне.
– Гимли, – шепчу я. – Видишь гостя? Надо бы его успокоить без лишней пыли.
– Я таких гостей, – бормочет гном, поднимая арбалет. Несколько секунд старательно целится… затем, пробормотав нечто, совершенно не поддающееся переводу со Старой речи, осторожно кладет арбалет на землю и, прежде чем я успеваю что-либо сказать, исчезает впереди.
Мы с Ладогой обмениваемся недоуменными взглядами.
– Ну… – шепчу я, поднимая арбалет. – Гимли, сын Гвалина… инициативный, блин. Ты мне еще…
До басмача с посохом остается не меньше двух десятков шагов, когда темная пятно рядом с дорогой резко дергается – и получавший тяжелый гномский нож в горло человек беззвучно падает в дорожную пыль.
– Значит так, – сказал я, взгромождаясь на вычурно выгнутую спинку скамейки – дурацкая мальчишеская привычка, от которой, видимо так и не излечусь. – Первое, что нам нужно сделать – это замаскироваться.
– Да уж, – иронически заметил Зорин. – В своем нынешнем составе мы являемся достаточно… заметной целью.
Последние его слова вызвали у сестриц очередной приступ бледности.
– Начнем с… – я пару раз качнул перед собой указательным перстом, запоздало сообразил, что копирую адского посланца из «Ангела Смерти-2» и обвиняюще ткнул в сторону эльфа. – С тебя!
– Логично, – едва заметно усмехнулся Шар. – Ты, Сева, как всегда начинаешь с самого трудного.
– Вовсе нет, – качнувшись вперед, я подхватил костыль прежде, чем эльф успел убрать его за пределы моей досягаемости. – Видишь его?
– Вижу, а чем дело?
– Смотри внимательно, потому что, – я попытался как можно точнее скопировать интонацию известного барда, – «видишь ты его в последний раз»!
– Сева!
– Поздно, барышня, – заметил я, проследив за траекторией полета костыля, завершившейся, как я и планировал, в гостеприимно распахнутом зеве мусорника в пяти саженях от нашей скамейки. – Прокомпостировали.
– Позволь осведомиться, – холодно произнес эльф, – таскать меня на шее будешь лично ты, или возложишь эту неприятную обязанность на кого-либо другого?
– Ну почему же неприятную? – удивился я. – Ты слишком низкого о себе мнения, мой друг. Думаю, наши дамы с радостью согласятся заменить тебе эту холодную железяку. Не так ли?
– Разумеется. – К моему удивлению, первой по достоинству оценила мою идею не Марина, а её тихоня-сестра. – Что может быть естественней девушки, прогуливающейся под руку с эльфом?
– Но вам же будет тяжело, – попытался было протестовать Шар.
– Вовсе нет, – парировала девушка. – Вы, эльфы, легче человека, не так ли? Как там древние греки говорили – «легкокостные лучники, стрелы метавшие в толпы свирепых ахейцев…»? И уж точно вы легче того дивана, который мы вдвоем – помнишь, Мариш? – затащили к себе на этаж без всякой посторонней помощи.
– К тому же, – добавила Марина, – мы будем меняться.
– Вот и договорились, – игнорируя протестующее восклицание эльфа, заключил я. – Теперь вы, брат Зорин…
– Полагаю, – задумчиво сказал благочинный, – я могу ограничиться снятием форменного кафтана. – Он встал со скамейки и принялся неторопливо расстегивать крючки. Можно было понять его неохоту: оборотню только что пришлось пережить несколько исключительно неприятных минут, пока он торопливо одевался в подъезде, а мы караулили случайных прохожих. Кроме того, я не дал ему перегрызть глотку таксисту, который не хотел брать на ковер собаку, а это не способствует хорошему настроению. – Благо сегодняшняя погода позволяет. А без формы меня навряд ли сумеют узнать три четверти моих собственных знакомых. Не считая, разумеется, сослуживцев.
– Почему «не считая»? – спросил я.
– Умение запоминать физиономические особенности разыскиваемого, – пояснил Зорин, – входит в требуемые от нас профессиональные навыки.
– Допустим, – я скептически оглядел синюю рубашку благочинного, на мой профессиональный взгляд не менее форменную, чем кафтан, но решил придержать свои комментарии до лучших времен. В смысле – до ближайшего магазина готового платья.
– Еще один выдающийся… э-э… часть нашего дружного коллектива…
– Мяв!
– Правильно! Именно ты!
– Мяур! – подтвердил Македонский, зевнул, продемонстрировав всем желающим белоснежно-сверкающие клыки и, отвернувшись от меня, принялся сосредоточенно наблюдать за прогуливающейся около соседней скамейки парой голубей.
– Не представляю, как можно замаскировать такого зверя, – призналась Арина. —Разве что сделать его невидимым.
– Как раз этим мы вернее всего привлечем к себе внимание, – возразил Зорин. —Сейчас детекторы заклинаний висят на входе в каждую лавку…
– У нас, – вставил Шар, – не висели. Мы доверяли своим покупателям.
– В каждую хоть немного уважающую себя лавку, – продолжил Зорин. – Не говоря уже об античарных амулетах на патрульных коврах… да что там, любой маг средней руки…
– Хватит, хватит, – прервал я тираду брата благочинного. – Конечно же, вы правы. Но кто вам сказал, что для того, чтобы сделать кота невидимым, надо обязательно использовать магию?
– Вы знаете другой способ?
– Знаю, – кивнул я. – Да и вы знаете, только пока еще об этом не догадываетесь.
– Ну-ну, – неопределенно произнес Зорин.
– Кстати, – спохватился я, – у кого из нас самый разборчивый почерк?