На следующий день к Карташу заявился следователь, вот радость-то. Терпеливо ждал его, что характерно, в той же самой комнатенке, где Алексей свиданькался с адвокатом. Как водится, выложил перед Алексеем пачку сигарет, достал из «дипломата» папку, дешевую шариковую ручку и весьма ласково представился:
– Виктор Витальевич Малгашин, следователь по особо важным делам. Курите, пожалуйста.
Карташ прикурил от протянутой зажигалки и с наслаждением затянулся. Курил следак, если, конечно, эта пачка не была специально предназначена для установления контакта с подследственным элементом, сигареты не столько хорошие, сколько дорогие – «Собрание», да и не какого-нибудь там местного рассыпа, а настоящие, аглицкие, что явствовало из надписей на серебристой пачке. Хотя, признаться, «Собрание» в этой ситуации было не к месту. В этом месте и в это время более подходили бы «Прима» или, скажем, «Астра». Чтоб одной сигаретки хватило надолго. Ну да не в положении Карташа было привередничать. Малгашин подождал, пока Алексей докурил сигарету практически до фильтра, и сказал:
– Итак, господин Карташ, приступим к нашему Марлезонскому балету.
Сфокусировал взгляд на кончике носа Алексея – вроде бы смотрит прямо в лицо, а взглядом не встретишься, и это, по следовательской идее, должно было выводить допрашиваемого из себя. Но Карташ почему-то – ну что ты будешь делать! – оставался спокойным, как танк на постаменте.
Следак еще немного поиграл в гляделки и тут же взял быка за рога.
– Вы знаете, что меня больше всего поражает в вашей истории?
Он выдержал театральную паузу.
– То, что вы не сделали чистосердечного признания. Ни сразу после задержания, ни позже. А ведь вам предлагали, я знаю, оформить явку с повинной. Да и сейчас вы не донимаете меня просьбами о чистосердечном и о раскаянии – меня это тоже поражает. Ей-богу. Честное слово. На что вы надеетесь? В вашем положении вроде бы не остается ничего другого как активно сотрудничать со следствием. Или я чего-то не понимаю! Я читал ваше дело и удивлялся. Ведь вы должны были, очухавшись и увидев картину содеянного, схватиться за разлохмаченную голову и воскликнуть: «Как я мог! Что я наделал! Нет мне прощения! Я достоин самого ужасного наказания!» И тут же бухнуться в ноги подбежавшим органам правопорядка…
– Тебе бы, начальник, книжки писать, – перебил Карташ крылатой фразой.
– Может, и засяду когда-нибудь, – следак откинулся на спинку стула. – Обещаю одну главу уделить и вашему делу. Народу должно понравиться. Любовь, измена, ревность, трагический финал… Нет, ну правда, на что вы рассчитываете, упрямо твердя о своей невиновности? Ведь вас же, простите, взяли на горячем и с поличным.
– А на что может надеяться человек, знающий, что этих двоих он не убивал? Или, говоря понятнее, зачем мне брать на себя чужое?
Малгашин мигом напрягся.
– Очаровательная оговорочка… Или, говоря понятнее, – недоговорочка, – проникновенно передразнил он. – Любой человек на вашем месте выразился бы: «Я не убивал этих двоих», – или: «Я никогда никого не убивал». Устойчивый оборот, знаете ли, штампы влияют на нас гораздо сильнее, нежели мы себе представляем… Почувствовали разницу? Вы же сакцентировались конкретно на «этих двоих»… Так если не их, то кого же вы убили?
Карташ внимательно посмотрел следователю в глаза: придуривается, что ли? Но по водянисто-серым зенкам Малгашина ни черта было не понять.
– Слушайте, может, хватит к словам придираться? – поморщился Алексей. И подумал: «А человек ты у нас непростой. Или знаешь слишком много обо мне, несчастном?..»
– Придираюсь? – деланно удивился следак. – Полноте! Просто пытаюсь разобраться, дорогой мой гражданин Карташ, как положено. Итак, значит, заявление делать не желаете? Сознаваться, то есть? Не желаете. Хорошо. Тогда давайте для начала восстановим картину преступления. Чтобы, так сказать, не осталось недомолвок и разночтений… Мы поступим так. Я буду вам рассказывать, а вы меня поправлять, если что напутаю. Обещаю: все материалы, протоколы, показания и акты я вам предоставлю – дабы вы убедились, что я не вру.
Малгашин поднялся, обошел стул, остановился позади.
– С покойным Гаркаловым Дмитрием Романовичем вы действительно прежде знакомы не были. Тут я вам верю. Свидетельские показания говорят о том же.
– Свидетельские? – переспросил Карташ.
– Да, милейший, да. Никто из родственников и знакомых покойного Гаркалова не видел вас прежде ни вместе с оным, ни отдельно от него. Ну и потом, на презентации, вы вели себя как человек, доселе покойного не знавший. То есть я к чему это говорю: к тому, что умысел в ваших намерениях не просматривается, с чем вас искренне поздравляю. Умышленным вы свою участь не отягчаете, на сто пятую, часть вторую, пункт «а» не тянете. Ну, к этому аспекту дела мы потом еще особо вернемся…
Следак наклонился, положил локти на спинку стула, сцепил кисти в замок. Слегка раскачивая стул, продолжил:
– Итак, на презентации, куда вы прибыли вместе с гражданкой Топтуновой Марией Александровной, вы познакомились с Гаркаловым Дмитрием Романовичем. Знакомство переросло в ссору. Причина ссоры банальна до икоты. Женщина. Шерше ля фам. Ссора закончилась дракой, что неудивительно, что бывает сплошь и рядом в подобных историях. Этим страстям, как говорится, все сословия покорны. Вас с Гаркаловым вовремя разняли, после чего попытались примирить… и вроде бы примирили. Вполне в русских традициях – сначала морду друг другу чистить, потом пить на брудершафт. Брудершафт вас и добил. После очередного бокала уж не знаю чего, вы пришли в состояние, как говорится, плохо совместимое со стоянием на ногах. Отключились, одним словом.
Гаркалов Дмитрий Романович, заявив присутствующим, что это во всем он виноват и жаждет вину загладить, вызвался доставить вас и вашу спутницу на своей машине до места вашего временного пребывания в городе, то есть к гостинице «Арарат».
Следователь принялся мерить неторопливыми шагами пятачок между столом и стеной. Два шага туда, два шага обратно – особо не разгуляешься.
– В начале третьего ночи к гостинице «Арарат» подъехал автомобиль, из которого вышли Гаркалов, Топтунова и некто Карташ. Пардон, служба обязывает меня быть точным в деталях. Вышли только двое, а третий, то есть Карташ, ни выйти, ни войти не мог по причине неспособности внятно шевелить ногами. Вас вытащили и понесли. До гостиничных дверей вас нес Гаркалов, Топтунова его сопровождала, а в гостинице дотранспортировать бухое тело до номера помог служащий гостиницы. Разумеется, работники отеля никаких предвестий будущей трагедии в происходящем не разглядели, картинка из жизни предстала перед ними, увы, преобыденнейшая. Один из них так и выразился на опросе с печалью в голосе: «У нас не «Астория» с ихним импортом. У нас контингент попроще, хотя и тоже импортный бывают. Но и те, и наши вроде приезжают – денег полно, а пьют, как лошади». Ну что-то я отвлекся от главной нити повествования. А тем временем нить эта приводит нас в номер двести восемьдесят четыре, расположенный на втором этаже. Что происходило в номере, доподлинно неизвестно, но события легко реконструируются при помощи следов, вещдоков и элементарной дедукции.