До молодого человека интеллигентного вида, неловко стоявшего в углу в позе футболиста, чьей команде пробивают штрафной, последние слова – «м-мать твою, лох!» – слившись в один обвальный звуковой ком, донеслись как «мартиролог». Хотя понятно, что такое слово тот, кто произнес сакраментальную фразу про лоха, не сумел бы даже прочитать по бумажке.
Мартиролог – слово греческого происхождения, буквально оно означает «повествование о мучениках». Так называли в Средние века сборники жизнеописаний христианских мучеников, страдальцев за веру. В современном языке его можно понимать как перечень пережитых кем-либо страданий и преследований.
Перспектива такого перечня стояла перед бывшим кинооператором, а ныне безработным Иваном Вороненковым в образе здоровенного, наголо обритого амбала самой что ни на есть классической наружности. Иван наивно полагал, что такие реликты эпохи перестроечного беспредела уже вымерли или же остепенились, но, как выяснилось, он в корне заблуждался. Древние римляне, которые распинали, сжигали и скармливали тиграм и львам первых христиан, показались бы просто воплощением милосердия и доброжелательности по сравнению с той багровой бритой мордой, что сейчас злобно хрюкала и сопела перед ним.
– Когда десять штук будут, козел? – рявкнул гоблин. – Мы давали тебе месяц сроку, а ты пробил. Так что включим мы тебе, долбозвону, счетчик, и если не расплатишься через неделю… – Амбал замялся, вероятно, выдирая из своих замшелых мозговых извилин идею того, что произойдет в таком случае с бедным Ваней, и наконец родил: – Жопу на британский флаг порвем, гнида.
Идея, как видим, не блистала свежестью и оригинальностью, но была от того не менее устрашающей.
– Я же говорил, – забормотал Ваня, – что мы уже отсняли второй фильм, и шведы вот-вот должны заплатить нам, так что…
– Меня не колышет, что там за твою поганую порнуху тебе обещают шведы, – грубо оборвал его гоблин. – Может, бабок отвалят, а может, и в рот навалят. Это тебе как раз по профилю. – Он хохотнул своей идиотской шутке, а потом, с ходу сменив выражение на распухшей от пива образине на диаметрально противоположное, внушительно выговорил: – Я только знаю, что ты и твои чмошники должны моей братве десять штук баксов, а с сегодняшнего дня – одиннадцать.
– Но… – начал было Вороненков, но немедля получил внушительный тычок и растянулся на деревянном полу веранды, на которой и происходил этот дружеский диалог.
– Ты меня понял, – бросил через плечо бритый и, разворачиваясь, наскочил на перила.
По всей видимости, это не доставило ему удовольствия, потому что он головокружительно выругался и пнул деревянное ограждение так, что из него с треском вывалился целый пролет и упал на еще теплый вечерний песок…
Отец Велимир всегда говорил, что лучше упасть с кровати во сне, чем вылететь из окна третьего этажа в совершенно ясном сознании. Нельзя не согласиться с этим утверждением, особенно если оно звучит из уст человека, который неоднократно падал с кровати и прекрасно представлял, что значит на манер отбойного молотка впечататься в асфальт с высоты примерно метров девять.
Он проверил на прочность эти тезисы в первый же день лета, когда пришел в гости к одной из прихожанок совершать таинство исповеди и по необъяснимому стечению обстоятельств оказался в ее постели. Когда вдруг явился благоверный этой замечательной прихожанки, отец Велимир от неожиданности свалился с кровати и охнул, потому как ушиб бок. Тем самым он апробировал на практике первый тезис. Из окна же вылетел разгневанный муж, который почему-то не поверил, что такая близость духовных отца и дочери питается исключительно благочестивыми и высокодуховными устремлениями. Судя по его воплям, с кровати падать все-таки не так дискомфортно, рассудил мудрый пастырь.
– Он говорит: а какого хера ты тут с моей женой пасешься, урод бородатый? – красочно рассказывал Владу Свиридову сам герой этого эпизода. – А я ему говорю: знаешь ли ты, грешник и христопродавец, притчу про священнослужителя, который отрицал, что Иисус был евреем. Когда его спрашивали, как же такое может быть, если Иисус был сыном еврейского бога и родился от гарантированно еврейской матери, он потрясал в воздухе указующим в небо перстом и восклицал: «Сие для меня тайна!»
– И к чему ты травил эту байку? – лениво спросил Свиридов.
– Да так, – уклончиво буркнул отец Велимир и почесал окладистую священническую бороду, – время тянул… надо же мне было штаны надеть, чтобы, значит, этого богохульника…
Свиридов звонко хохотал и от души хлопал вечно влипающего в различные приключения друга по здоровенному мускулистому плечу, которое более приличествовало иметь борцу или боксеру-тяжеловесу, нежели служителю матери нашей церкви.
По правде говоря, у Владимира было не так уж много поводов для радости в эти жаркие дни на рубеже времен года. Главным основанием для того, чтобы считать жизнь прекрасной, была фантастическая победа «Манчестера» над «Баварией», когда, проигрывая уже в добавленное время, англичане сумели забить в ворота Оливера Канна два мяча с интервалом буквально в несколько секунд и завоевали Кубок чемпионов. Свиридов скакал по квартире брата так, что позавидовал бы и любимый питомец Ильи – мартышка с гордым именем Наполеон.
Хотя, стоит признать, триумф «Манчестер Юнайтед» был единственным светлым пятном среди беспросветно черной полосы последних трех недель. Как выражался сам Свиридов, он вступил в зону действия так называемого неврастенического синдрома. Это означало, что у Влада резко портился его обычно терпимый и вполне коммуникабельный и веселый нрав, и он начинал брюзжать и раздражаться. Брюзжать на всех и вся и раздражаться на все. Это сильно доставало отца Велимира, который, в противоположность своему мрачному другу, по выражению младшего брата Владимира – Ильи, даже морду бил весело и красочно, с шутками и прибауточками.
Свиридов сидел дома, смотрел по каналу НТВ-плюс футбол и периодически обнародовал монологи на тему «Как гнусно жить в стране, где даже в футбол играть не умеют». Отец Велимир развлекал друга историями из недавнего личного опыта, типа приведенной выше, но развеселить захандрившего приятеля удавалось далеко не всегда.
И вот однажды у отца Велимира лопнуло терпение. Накануне ему пришло некое письмо из Ульяновской области, и он, прочитав его, воскликнул, воздев указательный палец:
– О!
Наскоро побегал по церковным инстанциям и, выхлопотав отпуск для отдохновения от своей душеспасительной работы, явился к Свиридову.
Тот лежал на диване и смотрел по все тому же НТВ-плюс игру play-off на Кубок Стэнли, потому как все европейские футбольные чемпионаты уже закончились. Время от времени он приподнимал одну ногу и почесывал ею другую, а также вертел в руках пневматический пистолет, из которого то и дело стрелял в мух на потолке и в тараканов, совершающих марш-броски по обоям.
– Ну что, Обломов, – приветствовал его Фокин, – все благодушествуешь на боку?