Роман Ильич чувствовал себя ужасно неловко – из-за того, что стал объектом всеобщего и отнюдь не благосклонного внимания, и из-за того, что приходилось сидеть в присутствии такой эффектной женщины, а больше всего из-за того, что женщина произвела на него сильнейшее впечатление.
Таких откровенно хищных и выхоленных особей Четыкину не доводилось встречать еще ни разу в жизни. Они охотились совсем в других угодьях. Эта неожиданная встреча стала для Романа Ильича откровением.
То, что другого непременно оттолкнуло бы – строгое, надменное лицо, повелительный голос, холодные глаза, полное отсутствие улыбки, – наполняло душу Четыкина странным сладким томлением. Психоаналитик наверняка бы отыскал у Романа Ильича задатки мазохиста, берущие корни во мраке все того же униженного детства. Но сам Четыкин был сейчас очень далек от стремления классифицировать и анализировать. Его просто безумно влекло к этой необыкновенно ослепительной женщине, и он был уже готов выполнить любое ее желание, любую прихоть, стоило бы ей только приказать. Он чувствовал себя ягненком, безнадежно влюбившимся в тигрицу.
Но буря, внезапно разыгравшаяся в душе Четыкина, осталась незамеченной. И менее всего она интересовала как раз сам объект его вожделений. Ирина Владимировна, погруженная в собственные мысли, расхаживала по кабинету, а потом вдруг выпалила:
– Ну ладно! Чего там у вас, выкладывайте!
– Ну вот, значит, – торопясь, принялся объяснять Кузьма, кивая в сторону Четыкина. – Это тот самый доктор, который с нами работает, вот...
– Это я уже поняла, – отрезала Ирина Владимировна, бросая на Романа Ильича абсолютно равнодушный взгляд – словно он был неодушевленным механизмом. – Дальше!
Этот взгляд наполнял душу Четыкина болью, но одновременно и неистовым восторгом. Ему хотелось принадлежать этой великолепной женщине, принадлежать немедленно – но было непонятно, как это сделать в присутствии двух отвратительных жлобов, которых Роман Ильич ненавидел и боялся.
– Ну а дальше я его спрашиваю, – немного раздраженно продолжал Кузьма. – Откуда тот, второй, знает про квартиру на Маленковской?
– И откуда? – впиваясь в него взглядом, спросила Ирина Владимировна.
Кузьма развел руками и пухлым подбородком показал в сторону Четыкина. Хозяйка повернулась на каблуках и оказалась совсем рядом с Романом Ильичом. До хруста вывернув шею, он преданно уставился на женщину, едва не теряя сознания от незнакомого аромата духов, который окатил его внезапной и жаркой волной.
– Так что вы нам скажете? – не спросила, а отчеканила Ирина Владимировна над самым ухом Четыкина. – Откуда ваш коллега знает про квартиру? Кто ему сказал? Вы?
Ее обтянутое алой тканью бедро покачивалось в угрожающей близости от физиономии Романа Ильича, которая постепенно приобретала сходный пунцовый оттенок.
– Ни в коем случае! – горячо воскликнул он, преодолевая спазм в пересохшем горле.
– Откуда же? – настаивала Ирина Владимировна, нетерпеливо постукивая ножкой по затянутому линолеумом полу.
Роман Ильич беспомощно развел руками.
– Нет, так не пойдет!
Ирина Владимировна уже сердилась.
Зашевелился в своем кресле долговязый и, обернувшись к Четыкину, попытался подстегнуть его мыслительный процесс:
– Вы вот что, милейший... Подумайте хорошенько – откуда Ладыгин мог узнать о вашем выезде в принципе? Это важно!
Роман Ильич отвлекся от женских прелестей и, наморщив лоб, предположил:
– Данные о выездах хранятся в документации, которую мы заполняем, а также в памяти компьютера. В принципе, это единственный вариант. Я никогда не общался с Ладыгиным близко, да и он мной не интересовался... Мы абсолютно чужие люди!
– Почему же тогда ему вдруг понадобилась информация о вас? – возмущенно спросила Ирина Владимировна. – Концы с концами не сходятся!
– Я сам ничего не могу понять! – искренне воскликнул Четыкин. – Абсурд какой-то!
– Так... Что он вообще за человек, этот Ладыгин? – деловито спросила Ирина Владимировна. – Что можете о нем сказать?
– Да что сказать? Довольно заурядный врач. Звезд с неба не хватает. Кажется, увлекается спортом... Практически ничего больше о нем не знаю... Да, у него были недавно какие-то неприятности по работе. Он довольно недисциплинированный человек.
Дмитрич, вытягивая длинную шею, повернулся к хозяйке и негромко сказал:
– Артур сообщил примерно то же самое... Что-то тут действительно непонятное.
– Вот что! – уверенно заявила Ирина Владимировна. – У нас сейчас очень большой объем работы. Самый сезон! Мы не можем терять драгоценное время. Если он представляет серьезную угрозу – немедленно сообщите нам сюда.
– Да в любом случае – сообщайте! – уточнил Дмитрич. – Верно, Ирина Владимировна? Как разузнает чего, так пускай сразу и сообщает...
– Обязательно! Обязательно! – округлив глаза, подтвердила Ирина Владимировна. – Сейчас же разыщите его и займитесь!
После этих слов Кузьма наклонился к уху долговязого и что-то озабоченно зашептал.
– Чего вы там шепчетесь? – высокомерно поинтересовалась Ирина Владимировна.
– Тут такое дело, – осторожно сказал Дмитрич. – Лучше не торопиться. Пусть наш док встретит Ладыгина после работы – завтра, скажем. А мы его подстрахуем. Мало ли чего – вдруг этот Ладыгин сразу в ментовку махнет, а?
Хозяйка нахмурилась, но, подумав, согласилась с долговязым.
– Значит, сделаем так, – обстоятельно заговорил он, глядя в глаза Четыкину и делая руками завораживающие округлые пассы, словно рисуя в воздухе картину. – Завтра за вами заедут, и вы встретите Ладыгина где-нибудь у больницы...
Роман Ильич слушал его, внимательно кивая и поддакивая, но при этом работала как бы одна половина его мозга, а вторая целиком сосредоточилась на вылавливании будоражащих эротических флюидов, исходивших от поразившей его женщины.
Потом его отпустили, порекомендовав сохранять спокойствие и не поддаваться панике. Он и не собирался поддаваться какой-то там панике, ему сейчас история с Ладыгиным казалась вообще незначительным эпизодом. Настоящую тоску и смятение чувств вызывал в нем теперь образ женщины с платиновыми волосами и глазами царицы. Чем руководствовалась насмешница-судьба, устроив ему встречу с этой недосягаемой красавицей, трудно было понять. Скорее всего она пожелала лишний раз поиздеваться над стареющим неудачником.
Эта банальная мысль обожгла Четыкина, как глоток кипятка. Теперь, не видя предмета вожделения, Роман Ильич особенно остро ощущал пустоту, которая образовалась рядом. Ему вдруг захотелось заглушить нежданную боль – и он испытал сильнейшую потребность выпить. Вообще-то у него никогда не было склонности к спиртному, но именно сейчас ему показалось, что если он немедленно не выпьет, то, может быть, умрет. В коридоре здания толкалось много народу, и Роман Ильич, смущаясь, остановил одного мужчину – потного толстячка, розовую плешь которого окружал венчик золотистых кудрявых волос, – и спросил, нет ли здесь какой-либо закусочной или буфета. Толстяк наморщил лоб и вспомнил, что на первом этаже имеется что-то типа кафе, где продаются напитки.