Роман Ильич несколько секунд тупо разглядывал девушку и никак не мог сообразить, что нужно делать. Он не ожидал застать Ларису спящей. Наконец в голове его немного прояснилось, и он сообразил, что сном хозяйки можно воспользоваться. Отложив в сторону нож и книгу, он принялся методично обшаривать комнату, надеясь отыскать украденные деньги.
Он обшарил все углы, все ящички и чемоданы – долларов не было. Появившаяся было надежда уступила место жестокому разочарованию. Роман Ильич снова сделался злым и раздраженным. С ненавистью посмотрев на мирно спящую Ларису, он снова зажал в кулаке нож, взял книгу и подошел к тахте. Несколько секунд он разглядывал крупное бесчувственное тело, разогревая в себе злобу, а потом что есть силы пнул девушку в бок носком ботинка.
Она вскрикнула, подскочила и села на постели, глядя на Четыкина ошалелыми глазами. Она как будто даже не удивилась и только выкрикнула осипшим со сна голосом:
– Ты что, окончательно оборзел, идиот?! – И схватилась за ушибленный бок.
Лицо у нее было отекшее, со следами шва от подушки – наверное, она уже давно спала в этой неудобной позе. Голос ее звучал почти трезво, и только глаза все еще немного косили, подтверждая, что доза была принята немалая.
Роман Ильич подступил ближе и, грозя сверкающим острием, выкрикнул:
– Где деньги, стерва?!
Лариса посмотрела на него исподлобья, поднесла палец к виску и покрутила им.
– Какие деньги, дурак? – нагло сказала она.
Роман Ильич швырнул ей в лицо учебник терапии и завизжал:
– Которые были здесь! Которые ты у меня украла! Которые ты мне сейчас вернешь!
Лариса, не глядя, нашла на ощупь книжку и швырнула ее обратно.
– Забери ее себе! – презрительно крикнула она. – В сортир вместо подтирки! Сморчок!
Роману Ильичу захотелось немедленно сделать ей больно, так больно, чтобы она расплакалась – горько и безутешно. Он ничего не мог с собой поделать – рука сама мотнулась вперед, и кончик ножа чиркнул по лицу девушки, задел открытую смуглую шею.
Лариса вскрикнула от боли и отпрянула. Из рассеченной кожи брызнула кровь. Лариса схватилась за шею рукой и побледнела. Теперь она по-настоящему напугалась. Перебирая ногами, она отползла к самой стене и широко раскрытыми глазами уставилась на Четыкина.
А он, воодушевленный первым успехом, опять бросился на Ларису, прыгнул вслед за ней на тахту и, тыча в лицо девушке ножом, прохрипел:
– Деньги давай, сука! Убью!
Лариса, не отводя глаз от мерцающего лезвия, вдруг резко и сильно выбросила вперед ноги, ударив Романа Ильича в грудь. Поперхнувшись, он отлетел назад и, перевернувшись через голову, рухнул на пол.
Когда он пришел в себя – Лариса уже стояла рядом, сжимая в руке тяжелую бутылку из-под шампанского. Лицо ее было искажено страхом и злобой. Едва Четыкин шевельнулся, она угрожающе взмахнула бутылкой. Роман Ильич изловчился и полоснул Ларису ножом по ноге. Она вскрикнула и пошатнулась, едва не потеряв равновесие.
Роман Ильич вскочил на ноги с прытью, которой никак не мог от себя ожидать. Нагнув голову и выставив вперед нож, он бросился на Ларису с гортанным звериным криком.
Она завизжала от ужаса и со всего маху обрушила бутылку на его череп. Толстое донышко своим краем без труда проломило тонкую чешую височной кости и, вогнав внутрь острые обломки, пересекло пополам артерию. Хлынувшая из поврежденного сосуда кровь в одну минуту сдавила головной мозг. Роман Ильич скончался почти мгновенно.
* * *
Константин Дмитрич распахнул предупредительно передо мной переднюю дверцу подержанного, но вполне приличного «Опеля» и, дождавшись, когда я усядусь, напомнил:
– Только не забудьте пристегнуться! Не люблю объясняться с гаишниками!
Я выполнил его просьбу и заметил, что на заднем сиденье развалился мужчина лет тридцати – с высоким, рано облысевшим лбом и серьезными недоверчивыми глазами. Рубашка с коротким рукавом выставляла напоказ его далеко не заурядные бицепсы. Я поздоровался.
– Привет! – безразлично сказал мужчина.
Терновских, согнувшись в три погибели, втиснулся за руль и, болезненно морщась, завел мотор. «Опель» выехал со стоянки и помчался по Кутузовскому проспекту в сторону Новоарбатского моста.
Неожиданно с легкой досадой я вспомнил, что оставил в офисе «Воздаяние» свою кожаную папку, и мысленно выругался – папка была совсем новая. Машинально протянув руку, я попытался опустить боковое стекло – не люблю затемненные окна.
– Прошу вас, не открывайте окон! – не поворачиваясь, сказал Терновских. – Я панически боюсь сквозняков!
Я пожал плечами, двухметровый дяденька, пугающийся сквозняков – это выглядело очень трогательно. Милиции он, видишь ли, не боится, зато открытая форточка бросает его в дрожь. Но я не стал противоречить – мне еще нужно было вытянуть у этого душегуба дарственную Ксении Георгиевны.
Неожиданно «Опель», проскочив через эстакаду под железнодорожной веткой, свернул с проспекта налево и помчался в сторону набережной. Узкое остроносое лицо Терновских осталось при этом абсолютно неподвижным, и в первые секунды я ничего не понял. Мне даже показалось, что впереди по каким-то причинам перекрыто движение и он решил ехать в объезд. Слава богу, даже моей глупости имеется предел, и вскоре я сообразил, что творится что-то неладное.
– Мы куда едем? – сердито выкрикнул я, цепляя Терновских за острый локоть.
Выражение его лица вдруг сделалось напряженным, и он прибавил скорость.
– А ну стой! – скомандовал я угрожающим тоном.
Но было уже поздно – тонкая прочная удавка внезапно сдавила мне шею, с каждой секундой врезаясь в кожу все глубже и глубже. В глазах у меня потемнело, в груди разлился жаркий, пожирающий легкие огонь. Почти теряя сознание, я успел мертвой хваткой вцепиться в рулевое колесо и одновременно пнул водителя в лодыжку.
Терновских отчаянно завопил и попытался повернуть руль. Но я повис на нем с отчаянием обреченного, словно от поворота руля зависела моя жизнь. Впрочем, так оно и было. В следующее мгновение неуправляемый «Опель» проскочил поворот на набережную, со всего размаху врезался в чугунное ограждение, выворотил его и полетел вниз, в Москву-реку. Думаю, что за этим увлекательным зрелищем наблюдали десятки зевак. Наверняка они сбежались со всех сторон и таращились на нас во все глаза, раскрыв рты и размахивая руками. Я ничего этого не видел – я был почти труп.
Только когда «Опель» сокрушил парапет, удавка, сжимавшая мою шею, ослабла, и я смог втянуть в себя воздух – со свистом и хрипом, точно несмазанный насос. Сквозь кровавую пелену в глазах я начал различать очертания предметов вокруг.
«Опель» плюхнулся в воду, подняв фонтан брызг, и сразу начал тонуть. Краем сознания я отметил, что Терновских и его напарник пытаются открыть дверцы, матерясь и отчаянно дергая ручки. Им было уже не до меня.