– Вы ведь начинали в Италии, не правда ли?
Венгр покачал головой:
– Не совсем так. Но мои первые боевые задания действительно имели место в Италии, это было начало восьмидесятых.
– А кто тогда был от разведки в этой стране, не помните? Вам же давала задание разведка, не могла не давать. И Италия не относилась к зоне ответственности четвертого управления.
Секеш на мгновение прищурился, вспоминая. Как и у всех дворян и людей, воспитанных в дворянской среде, у него была великолепная память, обусловленная насущными необходимостями. Дворянин должен знать несколько языков, титулы и звания всех встречных и поперечных, помнить родственные связи, гербы… как тут не быть хорошей памяти.
– Резидентом был доктор Плетц. Но поручения нам давал доктор Элих, его заместитель.
Вот оно как! В яблочко.
– Понятно. Плетц… что-то знакомое…
– Он погиб в восемьдесят седьмом. От рук коммунистических террористов. Кто-то взорвал здание резидентуры.
– Ужасно…
– Да, господин генерал-лейтенант. Тогда мало кто спасся.
Но Элих был одним из спасшихся. Не так ли?
– Да… Вероятно, доктор Плетц был хорошим человеком.
– Да, герр генерал-лейтенант. Хорошим офицером и хорошим человеком.
В длинном разговоре запоминаются всегда первое и последнее предложения. Теперь, если кто-то будет расспрашивать Секеша о том, о чем они разговаривали с Ирлмайером, он скажет, что разговаривали о докторе Плетце, погибшем начальнике римской резидентуры. Про Элиха было одно упоминание, и то от Секеша.
– Я же сказал, без чинов.
– Извините.
– Хорошо. Быть готовым завтра. В семь утра.
– Так точно. Есть.
Секеш развернулся и вышел.
Ирлмайер – а он как никто знал возможности своего управления – не сделал глупости, не стал искать или запрашивать какую-либо информацию по взрыву в Риме в восемьдесят седьмом. Ни через закрытую сеть, ни через обычный Интернет. Это может подсказать «им», что кто-то идет по их следу. Но выводы он сделал. Кого назначать на место погибшего начальника, если не его чудесно спасшегося заместителя, знающего обстановку в зоне ответственности. Как лучше всего зачистить все следы своей работы – а ведь при назначении на ответственные посты проверяют очень тщательно, и обычная контрразведка, и внутренняя контрразведка. Конечно, взорвать резидентуру, а ведь там могут быть и документы и люди – если ты работаешь в коллективе, тем более несколько лет, про тебя волей-неволей будут кое-что знать. Конечно же, взрыв должен был кто-то расследовать, причем, скорее всего, не из шестого, а из четвертого управления, из гестапо. Взрывное устройство в строго охраняемую резидентуру на территории дипмиссии пронести очень сложно, почти невозможно даже. Тем более если это такое мощное устройство, от которого разнесло все и вся. А для выявления и поимки террористов лучше подходит полицейский, а не чистокровный разведчик.
И что-то – какое-то очень неприятное предчувствие – подсказывало Ирлмайеру, что этим человеком, тем самым, которого прислали расследовать взрыв, был генерал-майор полиции Кригмайер, тот самый, у кого он принял четвертый отдел РСХА. А кто еще, если такое дело должно быть в ведении контрразведки и внутренней безопасности?
Quis custodiet ipsos custodes? [25]
Генерал-лейтенант зло улыбнулся. Если даже и так, все они ничто против него. Ничто. И он уничтожит их.
Он вставил в разъем ноутбука свой личный шифровальный ключ, который всегда носил с собой на шейной цепочке и в котором содержались пароли для секретной переписки, одноразовые и очень устойчивые, полученные на генераторе случайных чисел. Как командир оперативной группы и старший офицер, он должен был написать отчет и написал его. Зашифровал личным ключом, затем сжал, подключил компьютер к Сети и отправил на промежуточный норвежский почтовый ящик. Через час оно будет в Берлине на столе у адресата. Учитывая чрезвычайную важность сообщения, это будет генерал-полковник полиции Элих.
Ничего… старый сукин сын. Ты еще узнаешь, как выглядит гильотина в Моабите.
Генерал-лейтенант Ирлмайер всего лишь хотел стать начальником РСХА, Главного управления Имперской безопасности. Но на пути к этому месту он был готов уничтожить любого предателя, который попадется у него на пути.
В донесении, посланном Ирлмайером в Берлин, был отчет о проделанной работе. Причем правдивый. Но кроме того, он упомянул, что вообще-то запрещено – подлинное имя одного из своих двоих агентов – Коперника, и дал совершенно ложную информацию о наличии подходов к кардиналу да Сильве, государственному секретарю Ватикана. Есть подходы, нет подходов – это вопрос спорный, но по его, Ирлмайера, мнению, если Элих является ватиканским агентом, или британским агентом, или просто преследует свои, отличные от служебных интересы, он не может на это не среагировать. И среагировав, попадет в ловушку, поставить которую он отрядил Секеша.
На то, сколько человек погибнет в этой ловушке, Ирлмайеру было плевать.
19 июня 2014 года
Рим. Институт Святого Сердца
Предместья Ватикана
– … Как звать этого человека?
– Представился как адмирал русской службы Воронцов. Дворянин, князь.
Человек, сидящий за скромным столом на первом этаже одного из зданий на Виа делла Консилиационе, стальной хваткой сжал трубку.
– Адмирал русской службы Воронцов.
Кара Господня…
Не может быть. Он же… он же мертв!
– Ты… – человек откашлялся, – ты уверен в этом?
– Совершенно. Послушай. Я выгнал его из дома, но это не значит, что он не придет в него опять. Он знает о Персии, и знает слишком много. Это не в твоих интересах и не в моих.
– Если бы… только о Персии.
– Что?
– Нет. Ничего. Повтори дословно, что он сказал.
– Он передал привет от Мадам. Говорил о деньгах.
– Он не может ничего знать.
– А если знает? Я навел справки – он был первым наместником в Персии.
– Следы уничтожены.
– А ты в этом уверен?
Человек помолчал. Седые волосы на его по-крестьянски крепкой руке стояли дыбом.
– Что конкретно он сказал?
– Название банка. Имя Антонеллы.
– Сколько он хочет? Он называл сумму?
– Он хочет все.
– Он называл сумму? – повысил голос сидящий за столом человек.
– Нет.
– Тогда это все не стоит и плевка.