– Морфин?
Он молча кивнул головой.
Я передала ему шприц-тюбики гидрохлорида морфина и атропина, который рекомендуют колоть вместе с морфином, чтобы нейтрализовать побочные явления.
Пока он вводил себе лекарство, я отыскала в медкомплекте универсальную шину, которую можно подогнать практически под любой перелом, а затем помогла ему закрепить эту шину на ноге. Второй мужчина все это время продолжал нервно вздрагивать от смеха, по-прежнему забившись в угол. Помочь мне он не пытался.
Минуты через две шина была надета, мужчина у пульта управления облегченно вздохнул и выпрямился, перестав хвататься за свою сломанную ногу. Морфин начал действовать.
Боже! Каким он оказался огромным. Сидя за пультом, он был, наверное, примерно того же роста, что и я стоя. Как говорилось в детской книжке, которую мне читала бабушка в раннем детстве: «… людей такого роста встретить запросто не просто!» А тут встреча была тем более поразительной, что произошла она при столь чрезвычайных обстоятельствах.
– Что же у тебя связь-то не работает, а, спасительница? – пробасил огромный.
Второй, в какой-то форменной одежде, все продолжал всхлипывать и, похоже, уже на самом деле плакал, вжавшись в угол между приборами.
«Обычная послестрессовая истерика, – определила я, машинально делая выводы из его поведения и по привычке ставя диагноз. – Свидетельствует о сильноразвитом инстинкте самосохранения и слабости личной воли, а также об ослабленной психологической защите…»
– Я ее выключила, когда погружалась, – ответила я, справившись наконец со своим смехом и лишь изредка вздрагивая от коротких смешков, которые сами собой вырывались из меня.
– Зачем? – удивленно поинтересовался мужчина за пультом.
– Чугунков мешал своими криками, – ответила я. – Не люблю, когда кричат под руку.
– Самостоятельность любишь? – не столько спросил, сколько констатировал мужчина. – Ну, что ж, давай знакомиться! Отвечай на вопросы, только быстро. Как зовут? Что наверху? На поверхности кого-нибудь подобрали?
«Начальник! – фыркнула я про себя. – Привык командовать! Что ты! Шишка!.. Кормил бы селедок сейчас, если бы не я… Со сломанной ногой далеко не уплывешь в открытом море…»
– Отвечаю быстро в порядке поступления вопросов, – фыркнула я теперь уже вслух. – Зовут меня Ольга. Наверху – шторм. На поверхности, кроме масляных пятен от вашего самолета, подбирать было нечего.
Он усмехнулся.
– Мелкая птаха, но кусачая, – сказал он.
– Теперь моя очередь, – заявила я. – Вопросов у меня на один больше. Первый. На какой глубине мы находимся? Второй. Как, по-вашему, чрезвычайные обстоятельства освобождают человека от необходимости помнить о половых различиях или вы просто считаете, что все в МЧС должны знать вас в лицо? Насколько мне не изменяет память, мужчины обычно представляются первыми. Вопрос третий. Что за истерическая личность сидит у меня за спиной и прислушивается к нашему разговору? Не та ли, с которой вы выясняли отношения в салоне самолета перед его падением в море? И вопрос четвертый. Когда все же произошел взрыв в носовой части самолета – до вашей драки или после?
Менделеев, а я ни секунды не сомневалась, что это он, почесал в затылке. Мой напор ему явно не понравился. Но выяснить, что же я из себя представляю, он, конечно, захочет, а потому на вопросы мои ответит. Хотя это и не говорит, что в его ответах будет «правда, и ничего, кроме правды». А почесывание в затылке – жест, скорее, театральный, чем искренний. И еще – я видела совершенно ясно, что он тщательно обдумывает каждую свою фразу.
– Ну, на первый вопрос ответить не сложно, – сказал он наконец. – Над нами двести метров каспийской воды, и мы поднимаемся, но очень медленно, потому что… Не знаю, стоит ли это объяснять? Словом, чтобы избежать кессонной болезни. А вот второй вопрос был уж больно заковыристый. Не знаю, стоит ли отвечать не него. Впрочем, вы правы – я не настолько известная личность, чтобы знать меня в лицо. Поэтому считаю необходимым представиться: я генерал-майор МЧС Менделеев, зовут меня Николай Яковлевич. Остальные пункты личного дела, пожалуй, для вас не особенно существенны… За спиной у вас… – Он подчеркнуто, даже как-то вызывающе произнес это обращение – «у вас» -…сидит второй пилот самолета, некто Анохин, с которым мы действительно слегка повздорили перед взрывом в носовой части самолета, как вы изволили выразиться и поразили меня, не скрою, своей, прямо скажем, чрезмерной осведомленностью и гипертрофированной любознательностью. Но позже мы нашли с ним общий язык.
– Каким же это образом? – спросила я.
– А это наш с Анохиным секрет! – ответил Менделеев.
Он повернулся к человеку в летной, как я теперь рассмотрела, форменной рубашке и спросил его, как мне показалось, угрожающе:
– Не правда ли, Анохин?
Тот промолчал. Он уже не бился в истерике, только изредка всхлипывал, сидя на полу и изнеможденно прислонясь к стене аппарата.
– Вот видите, Ольга, – сказал Менделеев, произнеся мое имя как-то подчеркнуто жестко. – Анохин подтверждает мои слова. А на четвертый ваш вопрос я, кажется, уже ответил.
Я собиралась продолжать нашу беседу в форме допроса, но он, очевидно, собирался делать то же самое.
– Теперь вернемся все же к моим вопросам, – твердо сказал Менделеев.
Я сразу же пожалела о своем словесном демарше, предпринятом против него. Ну что у меня, в самом деле, за дурацкий характер! Сразу кидаюсь с мужчиной в драку. Хотя стоит мне только подумать спокойно и разобраться в самой себе и своих чувствах в этот момент, как я понимаю, что просто мщу всем мужикам за поступок одного из них, принесший мне немало переживаний и даже страданий.
Но при чем тут, скажите, ради бога, Менделеев? Ну разве он хоть сколько-нибудь виноват в том, что Сергей от меня ушел?
Я готова была извиниться, но Менделеев не ждал моих извинений, он действовал, сообразуясь с ситуацией, и это, должна признать, были наиболее разумные на данный момент действия.
– В ответ на вашу осведомленность хочу продемонстрировать свою. Несмотря на лаконичность вашего ответа на вопрос о себе, готов поспорить, что имею сомнительное удовольствие общаться с капитаном, кажется, Ольгой Николаевой, экстремальным психологом и командиром одной из региональных групп федерального подчинения.
Я кивнула головой, желая показать свою готовность к установлению между нами контакта, хотя он меня удивил, конечно, своей догадливостью.
– Рад, что не ошибся, – продолжал Менделеев, хотя я не услышала в его голосе никакой радости, скорее наоборот. – Второй ваш ответ был не менее лаконичен, но из него следуют далеко идущие выводы. И главный из них – я не уверен, что могу всплывать на поверхность во время шторма, не подвергая свою, а впрочем, и вашу жизнь опасности. Кстати, не мешало бы уточнить, что же там, наверху, происходит на самом-то деле. Не могу согласиться, что вы слишком умно распорядились возможностями, которые предоставляла вам связь с «Посейдоном». Ваша подростковая самостоятельность может дорого мне обойтись!