Я попытался сохранять максимально равнодушный вид. На разрушенной вирусом базе напротив меня сидели бандиты столь высокого калибра, что язык не поворачивался их так обозвать. Слетелись специально из-за меня, побросав миллиардные свои делишки, промчались миллионы километров и терпеливо, как школьники, сидят, ручки на коленках. Вот оно, олицетворение таинственной мощи Востока, подчеркнутая терпеливая скромность вершителей судеб. Непроницаемые щелочки глаз, отсутствие малейших украшений и – о, чудо! – нормальные мужские ногти…
– Итак, – повторила Пай Ли, – господин Стасов хочет получить нечто эфемерное, легенду, несуществующий пульсатор, технологию, несовместимую с законами изученной физики… Мы хотим получить нечто эфемерное, легенду, химическую формулу несуществующего допинга. Сказку взамен сказки. Справедливая сделка, вы не находите, господин Молин?
– Так… – сказал я. – Пансион на Марсе. Теперь все понятно…
– Вас никто не предал, если вы это имеете в виду! – вскинулась Пай Ли. – Лишь два часа назад, после встречи с президентом Китайской республики, господин Стасов открыл ваше местонахождение. Он оставил нам десять минут до вашей высадки. Охрана чудом успела вывести персонал, от плазменного заряда погибло бы по меньшей мере четыреста человек. Я не обманываю, два блока реактора разрушены.
– И что… что сказал президент? Виртуальная война ведь давно идет. Китай не вступит в реальную войну?
– Если вступит, то на стороне Содружества. Четверть часа назад заключено перемирие, на восемь вечера по Гринвичу назначена встреча министров иностранных дел.
Я не мог сидеть, встал и принялся топтаться. Братья Ли следили за мной без малейших признаков эмоций.
– Что-то у вас не складывается, госпожа советник! Никакой Стасов, будь он трижды Мудрый, не смог бы отменить Конвенции по генотипу… Я так понял, для европейской расы, извините, конечно, это болевая точка!
– Справедливо. Но он не трижды мудр, как вы изволили заметить, а по крайней мере двадцать один раз.
Я захлопал глазами.
– Вместе со Стасовым по всемирным каналам выступили с совместным обращением двадцать Мудрых, из них четверо – мои соотечественники. Через некоторое время к ним присоединились еще семеро, возможно, их уже больше.
– Забастовка?! – ахнул я.
– Как? Слово мне незнакомо, но корневой смысл я улавливаю. Лучше плохой мир, чем отличная война, разве не так, господин Молин?
– Этот «плохой» мир будет в вашу пользу…
– Отнюдь. Исключительно в пользу естественного исторического развития общества. Наша семья не относит себя к национальным шовинистам, но руководствоваться идеями некоторых европейских социологов, в том числе русских, китайский народ не считает нужным.
– Какими идеями?
– Например, стерилизовать от трех до пяти миллиардов моих сограждан. – Она изящным жестом взяла из вазочки орешек. – Человек такой же плод мироздания, как травинка или муравей, господин Молин. Не фашистам из Партии натуралов определять, какая раса будет доминировать на планете.
– Одну секунду! – Меня внезапно посетило небольшое озарение. – Вы с сыновьями! Вы женщина, но знаете своих детей!
– Вы наблюдательны, господин Молин. – Пай Ли чуть поклонилась, скрывая улыбку. – Любой ученый, и самого высокого дана, совершает ошибки. Это лишь цена за открытия, не так ли? Вы сами подсказали Стасову путь решения – проверить колонии порченых, и он бы еще очень долго их проверял, если бы мы не встретились. Что составляет здоровый фундамент семьи, господин Молин? Традиции! В традициях узкого круга китайских семей, я имею в виду – влиятельных семей, естественное деторождение не считается преступлением…
– Так вы сами?..
– Разумеется, это запрещено Демо-департаментом ООН и точно так же преследуется в моей стране. Однако законы люди издают, а традиции создают людей. Солидные кланы не могут допустить риска подмены, а политическая игра, господин Молин, – слишком серьезное дело, серьезней любой войны. Я буду с вами абсолютно искренна, минимум шесть поколений моей семьи практикуют криминальное деторождение. У нас и у некоторых наших друзей достаточно денег, чтобы под вывеской элитного инкубатора спрятать родильный дом.
– И каков результат? – для порядка поинтересовался я. То, что она ответит, я знал заранее.
– Всякий результат подобен палке о двух концах, не так ли, господин Молин? В клане Ли нет пробоев… – Она выразительно притихла, давая мне закончить мысль.
– Но… у вас рождаются мутанты, не соответствующие… – Я уже понял, что не угадал.
Пай Ли покачала головой, сыновья синхронно отхлебнули кофе.
– Это побочный эффект, против Демо-полиции мы бессильны. Дети с врожденными нарушениями точно так же, как в Европе, получают компенсации и выбывают из активного социума. Самое страшное последствие заключается в сексуальной деформации. Я – натуралка, а младшая моя сестра порченая, как и двое двоюродных братьев, как и мои сыновья… – Последние слова она произнесла с видимым напряжением.
Я потрогал кончиком ботинка упавший ган, отхлебнул пива, заглянул в тоннель. Звери покуривали вокруг экструдера, гранатомет Медведя чуть слышно посвистывал в боевом положении.
– Вам приходится это скрывать?
– На семью не может упасть даже малейшее подозрение, господин Молин.
– Я чувствую себя готовым трупом, госпожа советник.
– Вы могли стать трупом в Нигерии или час назад. Мой сын предлагал распылить транспорт, как только вы сели на Марсе.
Я поежился. Святые яйца, каким посмешищем выглядела наша диверсионная операция!
– Что вам нужно от меня?
Один из братьев уложил в гнездо пластинку носителя. Над столиком в перекрестии зеленых лучей появилась до боли знакомая фигура в кресле-качалке.
– Не пытайтесь отвечать! – предупредила советница. – Это запись. Господин Стасов слишком боится собственных вирусов.
«Добрый день, Максим. Надеюсь, вы живы. Извините за накладки. Если захочется в чем-либо меня упрекнуть, вспомните: это вы ко мне пришли за помощью, а не наоборот. Я свои обещания выполнил, вы беспрепятственно покинули страну и, смею надеяться, не заметили погони. Кроме того, вы получите пансион, лучшую аппаратуру и лучших специалистов, которых любезно предоставит ваша собеседница. Я облегчу уравнение, Максим. Вы – единственный из пробитых, кто, предположительно, может выровнять ситуацию. Я сказал „предположительно“, но у правительства нет времени разыскивать по карантинам людей, которые входили вместе с вами в число первых тестеров „барабана“. Вашим геномом будут заниматься, пока вы не вернетесь в прошлое. Снейка продержат в тюрьме столько, сколько будет необходимо. Если вы не появитесь по истечении десяти дней, возникнет вероятность, что не появитесь и в следующие десять лет. Мои партнеры попытаются вызвать искусственный пробой, но это крайне нежелательно. Может возникнуть не взрослый Молин, а ребенок или ваша бабушка. Я буду ждать Максима, и не я один».