— Эй, подруга, чо валяешься-то?
В дверном проеме она разглядела силуэт долговязого парня в футболке на вырост и мешковатых брюках. У него была длинная шея и густые кудрявые волосы, свисавшие на уши. В вытянутой руке, почти рядом с ее головой, он держал предмет, легко определяемый даже в полумраке, — пивную бутылку.
— Я тебя это… разбудил?
— Да…
Шарлотта еще не вполне пришла в себя и не нашла никакого достойного ответа на этот дурацкий вопрос.
— Визит вежливости, подруга. Спокойной ночи пожелать зашел. — Парень поднес бутылку ко рту и сделал хороший глоток. — Ха-ха-ха.
— Я вообще-то хотела поспать, — слабым голосом заметила Шарлотта.
— Да все путем, можешь дрыхнуть, — заявил парень. — Можешь не извиняться, хрен с тобой, прощаю. — Тупо ухмыльнувшись, он задергался в такт музыке и завопил: — Ого-го-о-о-о, ого-го-о-о-о!
Шарлотта, по-прежнему опираясь на локоть, недоуменно глядела на него. Да что он тут делает?! Тяжелые басы становились все громче — да, это был рэп. Видно, кто-то в холле врубил музыкальный центр на полную мощность. Шарлотте пришлось кричать, чтобы стоявший на пороге парень услышал ее жалобный вопрос:
— А сколько… сколько времени?
Парень поднял левое запястье к самым глазам. Впрочем, разглядеть что бы то ни было он уже был не в состоянии.
— Щас… щас скажу… дай разобраться… щас… ну, кое-кому пора баиньки.
Из-за его спины, из холла, донесся оглушительный треск ломаемой мебели, сопровождаемый воплем кого-то из парней:
— Охренеть, ты же эту штуку вконец расхерачил!
Эти слова были встречены взрывом хохота. Рэп продолжал греметь.
Кудрявый парень оглянулся, затем снова повернулся к Шарлотте.
— Варвары, — сказал он. — Убивать таких надо. И убивать, я тебе скажу… уф-ф-ф, еще до церемонии посвящения…
На Шарлотту накатила волна злости, и, сев на кровати, она заорала что было сил:
— Я же тебе сказала, я спать хочу!
— Понял! — ответил парень, откидывая голову назад и выставляя перед собой руки, комично изображая беззащитность. — Ну ты сильна орать! Ладно, извиняй! — Преувеличенно шатаясь, он вышел в коридор и уже оттуда продолжил: — А я там даже не был! А там был совсем не я! — Он исчез в холле, распевая: — Ого-го-о-о-о, ого-го-о-о-о…
Шарлотта встала и захлопнула дверь. Ее сердце грозило разорвать изнутри грудную клетку. Интересно, а запереться изнутри можно? Впрочем, если и можно, то ведь Беверли еще не пришла. Шарлотта включила свет. На часах было десять минут второго. Она легла в постель и попыталась успокоиться и унять сердцебиение, прислушиваясь к доносившемуся шуму. «Никакого алкоголя в корпусах на Малой площади». Да ведь этот парень пьян в стельку, еле на ногах стоит! И это уже третий пьяный парень, которого она встретила с того момента, как ассистент-воспитатель торжественно объявила, что пить в общежитии запрещено. Можно не сомневаться, что эти трое — далеко не единственные, кто нарушил запрет. Шарлотта ужасно испугалась, что сегодня ночью вообще не сможет заснуть.
Прошел, наверное, час, пока грохот и крики наконец-то стали стихать. И куда запропастилась эта Беверли? Шарлотта лежала, глядя в потолок, потом глядя в окно, повернулась на один бок, затем на другой. Дьюпонт. Она думала о мисс Пеннингтон. Она думала о Чаннинге и Реджине… Волевое, мужественное лицо Чаннинга с такими правильными чертами. Реджина была девушкой Чаннинга. Лори рассказывала, что у них уже «было все». О Чаннинг, Чаннинг, Чаннинг. Сколько времени прошло, Шарлотта не знала, потому что все-таки уснула, думая о Чаннинге Ривзе с такими правильными чертами волевого, мужественного лица…
Большинство из них не виделись друг с другом все лето, занятия же начались только сегодня утром, но все ребята в общежитии Сейнт-Рей уже погрузились в состояние апатии, близкой к полному отключению мозгов. Начало учебного года, первый день занятий — вечер понедельника всегда оставался самым тихим и спокойным в еженедельном цикле светской жизни Дьюпонта.
Из большой гостиной доносился звук игры в «четвертаки». Скрытый смысл этой игры сводился к тому, чтобы выпить как можно больше пива. Все остальное заключалось в том, чтобы сделать это времяпрепровождение как можно более веселым и разнообразным. Правила же были таковы: студенты рассаживались вокруг стола более или менее правильным кругом, и каждый ставил перед собой большую прозрачную пластиковую кружку пива. Затем каждый ставил на ребро четвертак — монету в двадцать пять центов и щелчком большого пальца старался забросить ее в чью-нибудь кружку. Если трюк удавался, тот игрок, в чье пиво опускалась монета, должен был запрокинуть голову и залпом выпить все двадцать унций пенистого напитка. Помимо этого, еще одна кружка стояла в центре стола. Если удавалось забросить монету в эту мишень, пиво пили все сидевшие за столом, кроме того, кто «подавал». Понятно, что если игрок промахивался, то кружка пива доставалась ему самому. Излишне упоминать, что столы в этой комнате — замечательные старинные деревянные столы, находившиеся тут с того самого дня, когда этот храм знаний был построен и впервые меблирован (а это случилось еще до Первой мировой войны), не только насквозь пропитались пивом, но и были иссечены следами от падающих монет. По правде говоря, нынешним студентам трудно было поверить, что когда-то братство Сейнт-Рея было настолько богатым и в достаточной мере бескорыстным с точки зрения религии, чтобы оставить будущим поколениям не только шикарное здание, но и отличную, способную пережить самое жестокое обращение мебель. Они — первые студенты — тоже были люди неглупые и прекрасно понимали, что на их век в Дьюпонте хватило бы и куда менее прочной обстановки; так нет же, позаботились и о тех, кто придет им на смену.
На террасе, где обычно устраивали танцы, надрывалась в двух мощных колонках группа «Сворм». Вообще-то все уже начали уставать от стиля «бэнг-бит», в котором неизменно работала эта группа; однако никому и в голову не пришло сходить на террасу и поменять компакт-диск в музыкальном центре. Огромная терраса, большая гостиная, несколько малых гостиных, столовая, внутренняя галерея (с нишами, в которых стояли столики для бесед в узком кругу), бильярдная (со старинным столом для пула, сукно которого было покрыто пятнами не только от старости, но и от того, что в один слишком веселый вечер компания студенческого братства надумала сыграть в «четвертак» прямо на нем), комната со столиками для карточных игр, бар — такое количество помещений для самых разнообразных развлечений вряд ли когда-либо еще будет построено и обустроено в каком бы то ни было здании.
В тот вечер примерно дюжина молодых людей собралась в библиотеке: кто развалился на кушетках, кто сел в кресла, на стулья, а кто и занял удобные подоконники, специально приспособленные для того, чтобы на них сидели. Одеты все были практически одинаково — в шорты цвета хаки и шлепанцы. Формальным центром внимания был огромный телевизор — плазменная панель имела диагональ явно больше метра, — на котором сейчас, как, впрочем, и почти всегда, был включен канал «Спорт-Центр». Парни смотрели американский футбол, потягивали пиво, подшучивали друг над другом, комментировали игру и время от времени высказывались в том смысле, что, мол, эти ребята — то есть профессиональные футболисты — играть, конечно, умеют. Лет десять назад потоп, случившийся в душевой этажом выше, уничтожил книги в библиотеке — в основном старые, не самые нужные и подобранные довольно случайно. Теперь некогда неприкосновенные стеллажи орехового дерева в викторианском стиле были сплошь заставлены пивными банками и пустыми коробками из-под пиццы, от которых еще долго после опустошения исходил сильный запах искусственного сырного ароматизатора. Таким образом, в последние годы главным средоточием человеческой мысли в этой бывшей библиотеке стал телевизор.