Одри залилась краской и ничего не ответила.
– Извини, Одри, – немного помолчав, сказал Багби. – Я не хотел тебя обидеть. И знаешь, очень тебя прошу, обращайся ко мне на ты!
– Не надо извиняться, – сказала Одри. – В сущности, ты совершенно прав.
На улице было холодно. Зима готовилась вступить в свои права. Над Фенвиком нависло зловещее серое небо, в любую минуту сулившее дождь.
Однако в гостиной у Одри было жарко. Когда Багби уехал, она в первый раз после лета разожгла камин. Дрова весело разгорелись и время от времени трещали. Одри вздрагивала от треска, но не отрывалась от книги.
Открыв Евангелие от Матфея, Одри оплакивала человека, которого раньше считала своим другом. При этом она не забывала и о Леоне, думая о предстоящем выяснении отношений. При этом теперь она, как никогда, чувствовала себя выше ревности, упреков и мести.
Казалось, у Нойса с Леоном вообще ничего общего, но, на самом деле, оба оказались колоссами на глиняных ногах. Леон был пропащим человеком, но она его любила. Одри понимала, что склонна сурово судить других. Может, ей стоит научиться прощать. Не об этом ли написано в Евангелии от Матфея? Раб одного царя должен был своему государю десять тысяч талантов и не мог вернуть свой долг. Царь хотел уже продать его со всею семьею, чтобы выручить эти деньги, когда раб пал ему в ноги и стал просить о милости, обещая все заплатить. Царь смилостивился над рабом и отпустил его, простив ему долг. Раб же нашел одного из своих товарищей, который был должен ему сто динариев, и, схватив его, душил, требуя возвращения долга. Царь же приказал привести к нему неблагодарного раба и сказал: «Злой раб! Весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» [72]
В замке входной двери со скрежетом повернулся ключ.
Леон! Вернулся со своих секретных похождений!
– Привет, малышка, – войдя в гостиную, сказал Леон. – Что я вижу – камин! Здорово!
– Что-то ты больно рано, – проговорила Одри.
– А на улице собирается дождь.
– Где же ты был, Леон?
– Дышал свежим воздухом, – сказал Леон и быстро отвернулся.
– Сядь, пожалуйста. Нам надо поговорить.
– От такого начала просто кровь стынет в жилах, – пробормотал Леон, но все-таки сел в свое любимое кресло с видом человека, чувствующего себя не в своей тарелке.
– Так дальше продолжаться не может, – заявила Одри.
Леон кивнул.
– Ну и?..
– Что?
– Я тут читала Библию…
– Вижу. Ветхий Завет или Новый?
– А что?
– С тех пор как я еще ходил в церковь, я помню, что в Ветхом Завете всех непрерывно судят.
– Все мы не ангелы. А в Библии говорится о том, как Иисус запретил казнить блудницу, которую хотели закидать камнями.
– К чему это ты?
– Может, все-таки расскажешь мне, что ты вытворяешь?
К удивлению Одри, Леон бодро рассмеялся.
– Наверное, моя сестра вбила тебе в голову эти глупости?
– Или ты мне все расскажешь, или это наш последний разговор.
– Крошка! – пробормотал Леон, сел рядом с ней на диван и подвинулся поближе. Одри очень удивилась, но не стала к нему прижиматься, а села прямо и сложила руки на коленях. Из-под дивана выкатилась коричневая бутылка. Одри подняла ее.
– Ты где-то пьешь или ходишь к какой-то женщине? – спросила она.
Леон опять рассмеялся, от чего Одри разозлилась еще больше.
– Какой же ты детектив! – наконец сказал Леон. – Это же безалкогольное пиво!
– Да? – смутилась Одри.
– У меня уже семнадцать дней капли во рту не было, а ты даже не заметила.
– Правда?
– Прощение – это девятый уровень. Мне еще до него далеко.
– Что еще за «девятый уровень»?
– На восьмом уровне надо написать список всех, кого обидел, и попросить у них прощения. Это мне тоже предстоит сделать. Только я терпеть не могу писать списки!
– Неужели?.. Ты что, действительно вступил в общество анонимных алкоголиков? [73]
Леон растерялся.
– Как ты догадалась?.. Я не говорил тебе потому, что боялся, что не выдержу и брошу.
– Молодец! – сквозь слезы прошептала Одри. – Я так тобой горжусь.
– Не стоит, крошка. Я еще только на третьем уровне.
– Это как?
– Очень непросто! – с этими словами Леон стал вытирать слезы Одри большой мозолистой рукой. Потом он наклонился и поцеловал ее, а она ответила на его поцелуй.
Одри уже почти забыла, как они целовались с мужем, но сразу начала вспоминать, и ей это очень понравилось.
Потом они пошли в спальню.
На улице пошел дождь, но им было тепло вдвоем в постели.
Одри решила, что на следующий день встанет пораньше и поедет за ордерами на арест Эдварда Ринальди и Николаса Коновера.
По пути к прокурору Одри услышала голос Джека Нойса.
Нойс стоял в дверях своего кабинета и махал ей рукой.
Одри на секунду остановилась.
– Одри, – с какой-то новой интонацией в голосе позвал ее Нойс. – Нам надо поговорить.
– Извините, но я очень спешу.
– Что случилось?
– Я потом вам все расскажу.
Нойс удивленно поднял брови.
– Извините, Джек, но мне некогда.
– Я не знаю, что тебе там обо мне наговорили, но…
Он все знает! Разумеется, он все знает!
Одри взглянула прямо в глаза Нойса и сказала:
– Я вас слушаю.
Нойс набрал побольше воздуха в грудь, покраснел и выдавил из себя:
– Ну и идите все к черту!
Нойс захлопнул за собой дверь кабинета, а Одри пошла своей дорогой.
В презрительной усмешке доктора Ландиса на этот раз сквозило удивление.
– Мы же об этом уже говорили! Вы ведь уже просили меня раскрыть врачебную тайну, касающуюся мистера Стадлера! Если вы надеетесь, что из-за вашей назойливости я передумаю…