— Аделаида...
— Знаешь, я, пожалуй, отправлюсь на утреннюю прогулку в сад. Такая хорошая погода долго не простоит, так что жаль не воспользоваться...
Коннор схватил ее за руку прежде, чем она дошла до двери.
— Мы что, поссорились с тобой?
Аделаида со вздохом закрыла глаза. Ей не хотелось спорить. В ней накопилось достаточно гнева и горечи, чтобы заполнить целую жизнь. Он ведь не лгал ей о причинах, побудивших его к женитьбе, так что теперь не было поводов упрекать его в этом.
— Нет, — отозвалась она, поворачиваясь и глядя ему в глаза. — Нам не о чем ссориться. Я просто хочу пройтись. Вот и все.
Коннор нахмурился, но кивнул и уронил руку.
Аделаида заставила себя улыбнуться еще раз и покинула комнату.
Почти час бродила она по землям Эшбери-Холла, изучая результаты работы садовников по приведению в порядок газонов и садов. Прогулка и мягкий утренний воздух помогли ей отбросить прочь тревоги, по крайней мере на время.
Садовник уже был нанят на постоянную работу, и она знала, что еще появится архитектор, чтобы спланировать сады вокруг. Эшбери-Холл был солидным поместьем, и сады должны были ему соответствовать.
Аделаида прошлась вдоль южной стены здания и обнаружила, что небольшой кусочек сада уже избавлен от бурьяна и вскопан. Тут было подходящее место для маленького фонтана. Еще здесь не мешало бы поставить несколько каменных скамеек. А освещение идеально подходило для гладиолусов... Она никогда раньше не пробовала их выращивать, но...
Голос Коннора оторвал ее от приятных размышлений.
— Тебе нравится это местечко?
Аделаида оглянулась на него через плечо и улыбнулась, довольная тем, что прогулка полностью избавила ее от неприятного настроения.
— Уверена, что оно превратится в чудесный сад.
— Оно твое.
— Да. — Аделаида обвела взглядом окрестные земли. Она была теперь хозяйкой Эшбери-Холла, хотя это до сих пор казалось ей нереальным. — Тут еще много работы для садовника и архитектора, но...
— Нет, — он указал на вскопанную землю, — я имею в виду это. С этой стороны дома. Оно твое.
— Грязь?
Коннор откашлялся, затем потянул себя за галстук, затем заложил руки за спину, словно осознав, что смущается.
Аделаида ошеломленно уставилась на него. Господи! Да ему же просто неловко...
— Здесь начали работать вчера, — объяснил он. — И когда я вернулся сюда за экипажем, то подумал, что, может быть... тебе понравится иметь какую-то часть сада только твоей. Делать здесь все, что захочется.
Последняя частичка холода, возникшего в груди еще в спальне, растаяла. Она не знала, хочет ли Коннор ее побаловать, или подкупить, или попросить прощения, или то, и другое, и третье. Но понимала, что это ей очень нравится. Несмотря на прошлые свои прегрешения и нынешние мотивы, сейчас Коннор пытался наладить их отношения. И, по ее мнению, это дорогого стоило.
Аделаида встала на цыпочки и поцеловала его в щеку невиннейшим поцелуем.
— Благодарю тебя.
— Пожалуйста. — Коннор обнял ее за шею и, притянув к себе, ожег ее рот долгим жарким поцелуем, оставившим ее раскрасневшейся и задыхающейся. — Я подумал, нам будет разумно воспользоваться случаем, пока у нас есть возможность, — сказал он наконец, отпуская ее. — Я ведь уже послал экипаж за твоим семейством.
— Ой, — пролепетала она, стремясь прояснить отуманенную страстью голову.
Ничего не получалось.
Но следующие слова Коннора она осознала.
— Вольфганг тоже намеревается приехать.
Это подействовало на нее как холодный душ.
— Ох! — Она слабо улыбнулась, когда Коннор насмешливо хмыкнул. — Как ты можешь быть в этом уверен?
— Я говорил с ним об этом в тюрьме.
— И что ты ему сказал?
— Что денежное содержание он получит лишь вместе с проживанием в Эшбери-Холле.
— Снова пошел на подкуп?
Ее удивила не взятка, а причина, по которой она была предложена. Она думала, что Коннор скорее дорого заплатит за то, чтобы Вольфганг держался подальше от их дома.
— Это компромисс, — объяснил Коннор. — Ему нужны деньги. Я же хочу пристально присматривать за ним, пока мы не уверимся, что он разумно этими деньгами распорядится.
— Надеюсь, ты не сказал ему это?
Аделаида легко могла себе представить бурную реакцию брата на такое недоверие.
— Не думай обо мне так плохо, любовь моя. Я сказал ему, что семья в нем нуждается. — Он поцеловал ее в макушку, поигрывая с выбившимся из прически локоном. — Ну и что родной дом покажется ему не слишком уютным, когда примутся за ремонт крыши.
— Ремонт?
— Они начнут на следующей неделе. И немедленно заменят двери гостиной. — Он подчеркнуто серьезно посмотрел на нее. — А то кресло вишневого дерева отправится прямиком в огонь.
Аделаида неудержимо расхохоталась: да, он старается!
— Полагаю, ты догадываешься, что я скажу на это. Ты не можешь его сжечь. Это фамильная реликвия.
— Тогда пусть отправляется на чердак, — легко согласился Коннор и наградил ее очередным быстрым поцелуем. — Оставляю тебя твоей прогулке.
Она чуть не попросила его остаться, но в последнюю секунду прикусила язык. Ей больше не хотелось гулять, не нужно было развеивать мрачные мысли, а вот несколько минут уединения не помешали бы.
После того как он скрылся в доме, Аделаида медленно оглядела окружающий мир, видя его теперь совсем другими глазами. Все это принадлежало ей. Дом, земля, участок грязи и пятнадцать тысяч фунтов в банке... Все принадлежало ей...
Годами она мучилась тягостными мыслями о том, что будет с ее семьей. На протяжении нескольких недель она не знала, какое будущее ее ждет. Теперь это будущее настало... и оказалось чудесным. Она была в безопасности. Они все были в безопасности. И теперь ей никогда не грозит дом для бедных, никогда в ее дверь не постучит кредитор. У Изабеллы будут новые платья, новые книжки, перед ней откроется целый мир возможностей. У Джорджа появится настоящая нянька, а когда придет время — лучшие наставники... и все бисквиты, которые он сумеет съесть. А Вольфганг... Вольфганг приспособится и привыкнет. Она была в этом уверена.
Впервые за долгое время Аделаида почувствовала себя свободной. По-настоящему, чудесно свободной. У нее кружилась голова. Она услышала свой собственный смех, раскатившийся по лужайке, и, как маленький ребенок, широко раскинула руки и, запрокидывая голову, закружилась в веселом танце.
Коннор смотрел, как Аделаида кружится в саду. С его места, из окна кабинета на втором этаже, он мог любоваться развевающимися складками ее юбки и позолоченными солнечным светом каштановыми локонами. Нежный звук ее смеха проник сквозь стекло и успокоил мучительную тесноту в груди.