Возможно, даже тогда, когда он положил ее на кровать, у нее оставалась слабая попытка сопротивляться, но он поцеловал ее с таким неистовством, что все мысли вылетели из головы. Была только раскаленная темнота и губы, покрывшие ее безумными, неистовыми поцелуями.
Он шептал ее имя снова и снова. Она чувствовала, как его пальцы пытаются расстегнуть пуговицы ее блузки и непрочный шелк рвется от его нетерпения. Наконец он снял с нее блузку, за ней кружевной лифчик, тяжело дыша, он стащил с себя рубашку и снял джинсы, восхищая ее своей бронзовой мужской красотой. Затем он окончательно раздел ее. И снова их губы и тела слились, и она буквально вжалась в него в темноте, окутавшей их безумной, неистовой сладостью, которой никто из них больше не мог противиться.
Ей доставляли наслаждение его мозолистые руки, ласкавшие ее тело, и она застонала, когда он остановился. Тогда он повиновался и начал осыпать ее нежными поцелуями с ног до головы. Он становился более раскован и свободен, но это не было грубо, и она отвечала ему тем же. Он ласкал ее грудь, пока ее соски не стали горячими и твердыми, пульсирующими от наслаждения. Она все произносила его имя и слова любви задыхающимся голосом, а он все целовал и целовал ее тело, спускаясь вдоль атласного живота в эбеновую глубину ее лона. Его руки и язык возбуждали ее с какой-то дикой настойчивостью. Она закрыла глаза от восторга и лежала, пока не почувствовала горячий нажим его губ на своем бедре.
— Люби меня, — сказала она. — Пожалуйста, люби меня.
Поднявшись над ней, он плавно и медленно скользнул в бархатную горячую влагу ее тела. Он заставлял себя входить все глубже и глубже, и она отвечала ему… Вулканическая всепоглощающая страсть овладела ими, но Морган сдерживал ее всеми силами. Дина обхватила руками его спину, как вдруг он вырвался из ее крепких объятий и лег радом, тяжело дыша. Ее темные глаза широко открылись от удивления и обиды. Они блестели, как два агата, на бледном лице.
— Почему ты остановился?
— Я не хочу насиловать тебя, — послышался его низкий голос.
— Ты меня не насилуешь, — прошептала она нервно, считая себя несколько униженной.
— Как ты мне докажешь?
— Пожалуйста, — умоляла она тихо.
— Пожалуйста — что? — безжалостно требовал он, повернувшись к ней лицом. — ТЫ всегда заставляла меня тебя насиловать.
— Пожалуйста, — простонала она. — Давай заниматься любовью. Он не шевельнулся.
— Морган, я умоляю тебя. Он хихикнул.
— Я просто хотел, чтобы ты наконец призналась, что хочешь меня.
— Ты — неотесанный мужлан!
— Перестань оскорблять меня, или не будет никакой любви, — сказал он насмешливо. Его рука перестала ее ласкать.
Ей стало ужасно стыдно за то, что она его так сильно хочет и сама просит об этом.
— Больше не будет оскорблений, малышка? — поддразнивал он хрипло.
Ей пришлось прикусить язык.
Морган победоносно вздохнул, посмотрев в ее горящие глаза. Он увидел, что она на самом деле его хочет, что она так же не может обойтись без него, как и он без нее.
Опустившись на нее сверху, он взял ее с безумной, трепетной жадностью, и они оба с каждым движением ощущали все больший восторг, дошедший до умопомрачительного крещендо.
Потом он тихо лежал, глубоко растворившись в ней, до тех пор, пока волны чувственного восторга постепенно не утихли. Тогда он сжал ее еще более страстно, чем раньше, и довел ее до второй, грандиозной кульминации, прежде чем позволил себе получить удовольствие и излить свою горячую влагу в нее.
После Морган уснул в объятиях Дины, а она лежала с открытыми глазами, и мысли ее беспорядочно метались.
Что она наделала?
Дина проснулась в объятиях Моргана, не сразу сообразив, где чьи руки и ноги. Она вспыхнула от смущения, припоминая эту долгую распутную ночь. Она тихо выскользнула из постели, чтобы не разбудить Моргана. Радость от проведенной ночи скоро сменилась сомнениями.
Несмотря на его страсть. Дина не могла поверить, что Морган любит ее на самом деле. Возможно, она сделала ужасную ошибку, позволив ему заниматься с нею любовью. Это осложнит их отношения в будущем.
Позже, когда Дина помогала Грациеле готовить завтрак, в кухню вошел Морган. Дину приворожил его потрясающий вид, и она почти возненавидела его за власть над ней.
Легкий холодок прокрался в сердце Дины. Неужели она снова влюбилась в него? Ей не следует себе это позволять. Она все еще помнила, какую боль принесла ей его любовь.
— Доброе утро, — сказал он хрипло. Дина ничего не ответила на его веселое приветствие. Вместо этого она сосредоточенно начала резать домашний бисквит ножом, который ей дала Грациела.
— Буэнос диас вам, сеньор Морган, — сказала Грациела. — Вы что-то не очень бодро выглядите сегодня.
— Да, я мало спал. — Он драматически простонал и покосился на Дину. — Можно сказать, я вчера допоздна работал.
— Вы слишком много работаете, сеньор Морган, — сказала Грациела, принимая всерьез его замечание, в то время как Дина покраснела как маков цвет.
— О, я не знаю, — сказал он, лениво растягивая слова. — Я отлично развлекался прошлой ночью и теперь чувствую себя измотанным.
— Вы слишком преданы своей работе, сеньор Морган.
— О, очень предан. На самом деле предан! — раздался самоуверенный, дерзкий голос.
Дина впала в ярость, когда взглянула на него. В накрахмаленной голубой льняной рубашке, которая подчеркивала глубокую голубизну его сверкающих глаз и черноту его взъерошенных волос, он выглядел далеко не изможденным.
Черт побери адское самомнение этого человека! Дина кипела от злости. Она с трудом двигалась от боли в бедрах после его бурного любовного марафона.
— И все же, сеньор Морган, вам надо больше развлекаться и меньше работать. Я понимаю, не мне вас учить! — Грациела вышла из кухни и пошла в столовую накрывать на стол.
— Что мне надо, так это полного энтузиазма партнера, чтобы я меньше работал и больше развлекался, — прошептал Морган в длинные волосы Дины.
Она напряглась и выскользнула из его рук.
— Поищи себе где-нибудь еще.., партнера.
— Но я думал, что уже нашел, — прошептал он.
— Ошибаешься.
— Прошлой ночью ты вполне.., соответствовала.
— Не можем ли мы сменить эту отвратительную тему? — Она отрезала кусок бисквита и шваркнула его на блюдо, как кусок теста.
— Я уверен, что не отвратительную, дорогая.
— Отвратительную, — прошипела она.
— А я ожидал похвалы.
— Не дождешься, самонадеянный мужлан.
— Ну скажи мне по крайней мере доброе утро. Да еще с улыбкой.