— А что скажешь насчет нашего друга — викинга?

— Я вижу, ты все еще беспокоишься, Кевин. Хоть я и обладаю неким знанием, тебе недоступным. О нашем друге-викинге ты не волнуйся. Я приобщу его к чудесам духовного мира, и викинги не причинят нам вреда.

— Но когда он вернется к ним, он все им расскажет. Ему придется это сделать. Иначе они убьют его.

— Он не вернется к ним. — Рыжий Медведь благосклонно улыбался их недоверчивости. — После сегодняшнего он станет работать на нас.

Рыжий Медведь подвел пошатывающегося викинга к ожидавшей его машине и затолкал в багажник.

Прошли недели, но о Вомбате Гатри ничего не было слышно. Кевин не знал, действительно ли тот стал работать на Рыжего Медведя. Причина такого его нелюбопытства была в том, что теперь он стал совладельцем большого запаса первоклассного героина, такого его количества, какого он в жизни своей не видывал, и он не хотел лишаться такого богатства, суя нос куда не следует.

Кевин хлопнул мухобойкой — звук был сильным, но мушка лишь переметнулась к оконному стеклу. Он опять подумал, где сейчас Терри и не вернулась ли она в Ванкувер. Хотелось позвонить ей и извиниться, но, собственно говоря, какого черта!

— Она уверяет, что всего лишь пытается вам помочь, — сказал Леттерман. Он сидел, подперев рукой подбородок.

— Да знаю я, знаю.

— И насчет Рыжего Медведя она, возможно, права. Непростой он парень.

— Я это понимаю, Дейв. Но я же не восьмилетний ребенок и не нуждаюсь в мамочке. Объясните ей это.

Леттерман подался вперед:

— Вы говорите, что завязали с наркотиками. Зачем же ворочать ими? Из спортивного интереса?

— О, с наркоманией я определенно покончил, Дейв. Мне надо было пройти через этот этап. И надеюсь, что с этим я справился. Сейчас к наркотикам я равнодушен. Но для денег они мне пока нужны. А потом я брошу и это.

10

Что бы ни говорили о Поле Арсено и Бобе Коллинвуде — а о них сослуживцы чего только не говорили, — Арсено и Коллинвуд всегда были наготове. И сейчас их сплоченная, состоявшая из двух человек связка, прибыла на место преступления за водопадом на Нишинейб в туристских ботинках, хаки и защищенных от мошек рубашках. Рубашки были с капюшоном и мелкой сеткой, сквозь которую мошки проникнуть никак не могли, и резинками на манжетах. Эксперты рыскали вокруг, то карабкаясь вверх, чтобы рассмотреть пятно, то опускаясь на корточки, чтобы поднять что-нибудь мелкое, и в своих сетках напоминали пчеловодов.

Молодой коронер, работавший рядом, ограничился лишь жестянкой «Офф». Как выяснилось, мух за водопадом было немного.

Арсено разложил червей по отдельным склянкам и надписал. У него была привычка, работая, думать вслух и беседовать с собой или с тем, кому случится быть рядом. Коллинвуд же, напротив, был не из многоречивых.

— Знаешь, я ведь зоолог не большой, — говорил Арсено. Ему приходилось перекрикивать шум водопада, — но, признаться, червей здесь не так много, как можно было бы ожидать в таком несвежем трупе. Он же здесь недели две пролежал и должен бы кишеть личинками, а здесь и всего-то их дюжина, не больше. Горсточка.

Коллинвуд цеплял градусник к скале и считывал температуру. Обернувшись, он обронил:

— Сюда не добраться.

Кардинал не сразу понял, что он имел в виду. Труп укрывала от мошек стена падающей воды. К тому же здесь было холодно и промозгло.

Коронер отступил от тела, а Арсено подозвал Коллинвуда, и они вдвоем перевернули останки. На плече у трупа обнаружилась ранее скрытая татуировка: рогатый шлем, а под ним флаг с надписью «Викинг-байкеры».

— Не знаю, можно ли считать татуировку удостоверением личности, — заметила Делорм, — но, на мой взгляд, сюда совершил свою последнюю вылазку Уолтер Вомбат Гатри.

Кардинал кивнул.

— Вопрос лишь один: дружки ли его так постарались? Стиль не тот, правда же? Расчленить и оставить тело вот так, в открытую.

— Да, могли бы сунуть тело куда-нибудь в бочку, так что его вовек бы не нашли. Интересно, не связано ли это как-нибудь с нашей мисс Имярек.

— Может, она увидела что-то, чего не должна была видеть.

— Возможно. Но что? И когда?

Коронер был врачом, ранее с ними не работавшим. Выглядел доктор Рэйборн очень молодо, как школьник, лишь недавно познакомившийся с бритвой. Иметь с ним дело было проще, чем со злобным стариком, их бывшим коронером. Доктор Рэйборн заполнил бланк вопросов и, вырвав два листка, вручил копию Кардиналу:

— Судя по всему, насилие это самого худшего свойства. Смело переправляйте дело на Гренвилл-стрит, а там уж патологоанатом покрутится с ним всласть.

— Почему?

— Но вы же, наверно, заметили, что кисти рук и стопы отсутствуют.

— Да, док. Даже я сумел это уловить.

— Больше того, с задницы срезан большой кусок кожи.

— Неужели убийца пытался его освежевать?

— Да, и как это ни грустно, еще живого. Я не патологоанатом, но и то могу сказать, что большинство увечий было нанесено еще при жизни. Если не все. Кровь еще текла.

— И вы можете установить причину?

— Вы хотите сказать, могу ли я определить, которая из ран его доконала? Не могу, но патологоанатом сможет. Скорее всего, умер он от потери крови, после чего уже был обезглавлен.

— От потери крови? — удивилась Делорм. — Но крови-то почти нет.

Доктор Рэйборн взглянул на труп и покачал головой: ученик, которому не под силу решить задачу.

— Объяснить это я не могу.

— Бывает, убийцы подстилают полиэтилен, — сказал Кардинал. — Но чтобы это делали на открытом воздухе, я что-то не слышал. Эй, Желаги!

Из-за острого отрога скалы выглянуло большое лицо похожего на медведя венгра Кена Желаги.

— Пусть проверят на «Викласе».

«Виклас» — общенациональная база данных по самым жестоким убийствам. Офис аналитиков располагается в Орилье.

Желаги простонал:

— Господи, ты хоть понимаешь, на сколько вопросов нам придется ответить?

— На двести шестьдесят два, — сказал Кардинал. — Так что лучше поторапливаться.

— Ясно. Как всегда.

— И заодно попроси их исследовать эти иероглифы. Как часть медицинской экспертизы и отдельно: может быть, они не имеют отношения к преступлению, а может, были сделаны тогда же.

Они стали заполнять пакетики вещдоками, хотя и трудно было так называть найденные ими разрозненные предметы. Всегдашняя беда с уличными преступлениями — Предметов находят массу, а вещдоками из них можно счесть лишь немногие. Спичечные коробки, сигаретные окурки, жестянки из-под лимонада, отпечатки подошв, волоски, волокна ткани — кто знает, что из всего этого обилия будет признано никак не связанным с преступлением, а что имеющим решающее значение в его раскрытии? Поэтому все это тщательнейшим образом фотографировалось, упаковывалось и надписывалось. Что требовало времени.