— А где этот банк находится?
— У автобусного парка. Рядом с оптовым рынком.
— Знаю, — кивнул Гордеев. — От окраины далековато. А вообще, Сережа, из собаки легко можно сделать идеальное орудие преступления. Было бы желание.
— Как это?
— Да очень просто, Сережа. У собак-то на ошейнике паспорт с именем, фамилией и местом жительства хозяина не висит. Натаскал на конкретного человека, спустил с поводка и ушел.
— А можно натаскать на конкретного?
— Можно, Сережа. Это несложно. А пару хорошо подготовленных собак ни одна охрана не остановит, это я вам как профессионал говорю. И попробуйте найдите потом владельца. А хоть и найдете, умысла все равно доказать не сможете. Собаки-то разговаривать не умеют. Да их и в живых-то не будет к тому времени. А владелец вам заявит, что подобрал обеих собачек на улице, у подъезда. Жалко стало, да и побоялся, что озвереют, на детишек кидаться начнут. Подкормил, выходил. Гулять водил, как положено, и ничего. Ласковые были, послушные всегда. А тут возьми да и вырвись — еще бы, два таких кабана. Опять же, кто знает, может быть, этот потерпевший был на их прежнего хозяина похож, а тот собак мордовал почем зря. Ну и выработал рефлекс. Новому-то хозяину откуда было обо всем этом знать? — Гордеев усмехнулся невесело. — У нас, Сережа, даже законов нет, предусматривающих подобные случаи. Наймет дядечка хорошего адвоката и отделается тремя годками условно. А за умышленное убийство — от шести до пятнадцати, без права выхода по амнистии. Как говорится, почувствуйте разницу.
— Даже не верится, что такое возможно, — нахмурился Сергей.
— А почему нет? Чем человек отличается от любой другой добычи? С точки зрения собак, — разумеется? Вот вы, Сережа, откажетесь от бифштекса только потому, что это не котлета?
— Ну, смотря какой бифштекс, — ответил тот. — Но, в принципе, наверное, нет. Не откажусь.
— Именно! А люди, с точки зрения собак, потенциально — те же самые бифштексы, только ходячие, — пояснил Гордеев, вновь начиная размахивать руками и повышать голос. — Поймите, Сережа, собаки — плотоядные хищники. А человек, с точки зрения хищника, — это всего лишь несколько десятков килограммов отличного, легко доступного мяса, не более. — Гордеев помолчал несколько секунд, подыскивая убедительные слова. — Уверяю, ни одно живое существо на планете, кроме самих людей, не разделяет заблуждения, будто люди — цари природы. С точки зрения способности строить машины и пользоваться сложными механизмами, возможно, так оно и есть. Да, собаки не способны оценить красоту стиха или изысканность картины, глубину и размах научного открытия, важность книгопечатания или космических полетов. Но им это и не нужно! Зато что касается выслеживания и поимки добычи — навыков, абсолютно необходимых для действительного выживания, — тут любой щенок на сто голов выше человека. И, главное, эффективнее! Собаки проще и трезвее смотрят на мир. Они, как и любые другие животные, подчиняются элементарным законам существования и эволюции видов. А основополагающая задача любого вида — выжить и занять доминирующее положение. Для подавляющего большинства животных — будь то слон, тигр, волк или собака — все прочие подразделяются на тех, кого можно съесть, и на тех, кого съесть нельзя. Деление, как видите, чисто условное. И надо заметить, что сегодня те же собаки куда лучше человека приспособлены к борьбе за выживание. То есть, если уж быть до конца справедливым, человек вообще забыл об этом законе. Для нас существует только один опасный противник — мы сами. Организмы, не превосходящие нас размерами, мы практически не замечаем. А ведь какой-нибудь микроскопический вирус «Эбола» уносит столько же человеческих жизней, сколько небольшая война. Те же комары служат разносчиками десятков видов смертельно опасных заболеваний. А клещи? Возьмите хотя бы энцефалит! Природа постоянно напоминает нам о нашей незначительности и уязвимости. Но мы привыкли уничтожать самих себя с такой маниакальной настойчивостью и в таких количествах, что просто плюем на эти предупреждения. Шесть миллионов умерших от СПИДа за десять лет? Да мы можем за год убить в десять раз больше! Вот и нашелся повод для гордости. Мы — цари природы! Хотим — убиваем себя, не хотим — других. Люди упорно создают кризисные ситуации там, где их можно было бы избежать. И не думают о том, что в один прекрасный момент, перед лицом опасности тотального уничтожения, животный мир объединится, чтобы отстоять свое право на жизнь. И тогда человечество в одночасье лишится фальшивой короны, будет сброшено с мнимого пьедестала и стерто с лица земли. Нас просто не станет. Люди превратятся в глупое прошлое, и природа наконец вздохнет свободно. Неужели надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать это?
— Вам бы не детективы, вам бы «ужастики» писать, Артем Дмитриевич. Или сценарии, — заметил, натянуто улыбнувшись, Сергей. — Голливуд с руками бы оторвал, точно. Я тут смотрел один по видику, про пауков. Тоже такой… Ну, в общем, там тоже людей съели. Страшное кино, честно. Мне прям не по себе стало. А Любка вообще боялась в кухню выходить… — Гордеев внимательно посмотрел на своего спутника. Тот моментально сбился. — Я это к тому, что… В общем, неважно.
Сергей махнул рукой. Остановившись на перекрестке, он взял Гордеева под руку, посмотрел по сторонам, шагнул на мостовую.
— Сережа, мне жаль, что вы относитесь к ситуации столь легкомысленно, — заметил Гордеев, вцепляясь в его рукав. — Это не кино. Это природа! А природа, да будет вам известно, легкомыслия не прощает. В ней всегда — заметьте, всегда! — выживает наиболее приспособленный! Человек, под гнетом цивилизации, стал изнеженным, слабым и глупым. С точки зрения природы, разумеется. В нем умерли необходимые инстинкты. Помните передачу «Остаться в живых»? Полторы сотни охранников отгоняли опасных тварей от крепких, молодых, здоровых парней и девушек! Причем, заметьте, это были твари абсолютно естественные для данного природного окружения, свободно выживающие среди себе подобных! А что стало бы с нашими «выживальщиками», если бы их оставили без присмотра? Я вам скажу, Сережа. Они не протянули бы и трех суток! Вдумайтесь, Сережа! Две группы по дюжине не старых, не калечных, не больных молодых особей не смогли защитить себя! Для этого понадобилось полторы сотни охранников! Полторы сотни, Сережа! Что это, как не лучшее подтверждение моим словам?
Они миновали два перекрестка, углубились в темные дворы. Изредка им встречались прохожие. Впрочем, квартал был «спальным», рабочим, и большая часть его обитателей давным-давно уже видела десятые сны. С фонарями здесь дело обстояло плохо.
— А почему мы пошли этим путем? — спросил Гордеев, зябко передергивая плечами. — Нам разве не через бульвар?
— Можно и через бульвар. — кивнул Сережа. — Но так минут на десять быстрее получится.
Застройка здесь была старой, плотной и низкой. Пятиэтажки, тускло-желтые, в сырых и серых подтеках, стояли совсем близко — казалось, вытянув руку и перегнувшись через подоконник, можно коснуться стены соседнего дома. Полоса высотных, современных строений начиналась дальше, за бульваром. Зато летом квартал утопал в зелени. Сейчас листва почти облетела, но кое-где на ветвях еще сохранились клочья блекло-красного. В темноте возникало ощущение, что на деревьях висят старые тряпки. Из-за отсутствия горящих фонарей и почти тропической сплетенности ветвей здесь уже в начале вечера становилось темно, почти как ночью. В основном дворы освещались за счет квартирных окон и лампочек под козырьками подъездов.