Беклемешев смутился, поднялся неловко.
— Ну, я пойду, пожалуй. Мне еще нужно успеть в несколько мест.
Он прошел к двери. Уже на пороге Илья Викторович пожал ему руку.
— Спасибо вам.
— Не за что, — ответил майор. — Вы лучше поторопитесь. От этого может многое зависеть.
— Да мы прям щас. Вот только вас провожу.
Беклемешев тускло улыбнулся и вышел на лестничную площадку.
Ледянский вставил видеокассету в магнитофон и нажал «Пуск». По экрану крохотного телевизора побежала черно-белая рябь, затем возник кадр какой-то детской передачи. Куча детей в разноцветных маечках танцевали, стоя друг напротив друга. Внезапно по экрану пробежала пестрая волна, затем еще одна, а потом картинка сменилась вовсе.
Человек в маске сидел на стуле, глядя мимо камеры на кого-то, стоящего рядом.
— Можно. Готово, — сказал этот невидимый кто-то.
— Здравствуйте... — Человек в маске закашлялся смущенно, но тут же присел ровнее, сцепил руки на коленях. — Четыре часа назад я и возглавляемая мной группа захватили Останкинскую телебашню. В наших руках две с лишним сотни заложников. Мы не хотим никого убивать. Нам нужен лишь телемост с Президентом и людьми, окружавшими его на протяжении чеченской войны. Мы хотим задать им несколько вопросов. Парламентеры сообщили, что Президент уже дал согласие на проведение телемоста. Он начнется в десять вечера на первом канале. Я прошу вас переключить свои телеприемники на канал ОРТ ровно в десять вечера.
Человек перевел взгляд на невидимого собеседника:
— Все.
— Можно выключать?
— Выключай.
И снова по экрану пробежала волна, затем возникла серо-белая рябь и наконец вновь пошло прежнее детское шоу.
Ледянский выключил магнитофон и потер ладонью лоб.
— Сукин сын.
— Умный сукин сын, — поправил Чесноков. — Он подстраховывается везде, где только возможно. Что мы можем предпринять?
— Необходимо предупредить Президента, — задумчиво сказал Ледянский. — Через две минуты все наше телевидение будет стоять на ушах. Даже если им не удастся попасть в Горки-9, они наверняка прорвутся к премьеру и возьмут у него интервью.
— И премьер объявит на всю страну, что никакого согласия не давал и о телемосте первый раз слышит, — закончил Седнев. — Им ведь нужен не только Президент, но и остальные семеро.
— Пожалуй, Президент даже меньше других, — согласился Третьяков. — Кстати, я полагаю, что в Горки будут допущены все представители масс-медиа, кто только пожелает туда попасть.
— Вы думаете? — спросил Четвертаков.
— Уверен.
— Да, — вмешался Трошин. — У террористов наверняка есть телевизор. Они сразу же поймут, что мы блефуем. Как поведут себя эти парни в подобной ситуации, предсказать абсолютно невозможно.
— Похоже, нас усадили в такое дерьмо, что ни в сказке сказать, ни пером описать, — заметил Третьяков, не отрывая взгляда от схемы башни.
— Начнем с того, что это с самого начала не было конфеткой, — рассудительно поддержал его Седнев.
— Генерал, вы дозвонились до Президента? — спросил Ледянский Трошина.
— Я разговаривал с его пресс-секретарем. Сам Президент в данный момент не может подойти к телефону. Вопрос о телемосте по-прежнему остается открытым. Пресс-секретарь уже доложил Президенту о сложившейся ситуации. Они свяжутся с нами, как только примут конкретное решение.
— А остальным?
— Всем. В десять часов премьер вылетает в Вашингтон для встречи на высшем уровне с госсекретарем США, а в половине одиннадцатого бывший министр обороны — в Тулу. На встречу с избирателями. На данный момент ни один из семерых не дал даже потенциального согласия на телемост. Они выехали в Горки-9, чтобы лично обсудить с Президентом данное требование террористов.
— И не дадут, поверьте, — едва внятно пробормотал себе под нос Третьяков. — Полковник и вы, капитан, можно вас на минуту?
— Почему вы так считаете? — спросил резко Ледянский.
— Что?
— Почему вы считаете, что никто из семерых не даст согласия на телемост?
— А-а-а, — Третьяков на секунду оторвался от схемы и пояснил: — Да так, знаете. Жизненный опыт и здравый смысл. В чеченском конфликте каждый из восьмерых значащихся в списке людей имел определенный интерес, никак не касающийся государственных дел и безопасности военнослужащих. Аксиома. Надеюсь, это-то все понимают? — Собравшиеся промолчали. Никто не опроверг полковника. — Так вот. Им неизвестно, какой именно информацией располагают террористы. Они рассуждают примерно так: кто подготовил, вооружил и отправил группу на операцию? Неизвестно. Деньги деньгами, но если террористы — шайка обычных бандитов, то почему не требуют наркотиков и прочей стандартной чепухи? Почему настаивают именно на проведении телемоста? Значит, дело нечисто. Наверняка у них что-то есть. Скорее всего это что-то — документы. Причем документы такие, с которыми группа отважилась на такую рисковую операцию. Фактически на смерть. Что? Неизвестно. Кто снабдил документацией? Неизвестно. Каков характер документации? Не ясно. Ни агентурной, ни оперативной информации нет. Соглашаться в таком варианте на телемост — все равно что прилюдно положить голову на плаху. Заставить их никто, кроме Президента и премьера, не может. Ни тот, ни другой делать этого не станут, поскольку их фамилии тоже в списке. Помяните мое слово, скоро на нас обрушится поток косноязычных речей, соответствующих мировым взглядам на данную проблему. Вроде: красный свет терроризму! Пора, наконец, раздавить гидру международного терроризма и российского в том числе! Никаких потаканий бандитам и убийцам! Еще что-нибудь в том же духе.
— Да, — хмыкнул Чесноков. — Террористы добились обратного эффекта. Того и гляди, завтра все эти ребята снова появятся на политической арене. Конечно, они не преминут воспользоваться случаем, чтобы напомнить о себе.
— У нас есть только один выход, — продолжил Третьяков, вновь склоняясь над схемой. — Попробовать убедить террористов, что все это — лишь меры необходимой предосторожности. Правда, они вряд ли поверят.
— Может быть, стоит ввести временную цензуру на телевидении? — нерешительно предложил Трошин. — Я помню, на время прошлогоднего прецедента цензура была введена.
— Личным приказом Президента, — отрезал Ледянский. — Я же как командующий операцией не уполномочен отдавать подобных приказов. В моей власти отдать приказ на начало штурма, а цензура... Этого я не могу.
— А если попросить Президента?
— Он не согласится, — заметил, не поворачиваясь, Третьяков. — Им сейчас необходимо во всеуслышание выкрикивать патриотические лозунги, чтобы никто не успел всерьез задуматься о смысле действий террористов. Общественное мнение должно быть на их стороне.