— Признаю, что это странно. Но это еще не доказывает, что мистер Макфэдьен убивает людей.
— Откуда же он мог узнать об этих убийствах? — спросил Алекс, искренне надеясь получить разумное объяснение.
— Вот в чем вопрос. Не так ли? — опять не выдержал Верд.
— Он мог увидеть сообщение о смерти доктора Керра в газетах. О ней много писали. И я не думаю, что было очень сложно узнать о смерти мистера Малкевича. Интернет сделал наш мир очень тесным, — пожала плечами Карен.
Алекс почувствовал, что снова впадает в отчаяние. Почему все стремятся отрицать то, что ему кажется очевидным.
— Но раз он посылает венки, значит, считает нас виновными в смерти своей матери.
— Убежденность в чьей-то вине и убийство — разные вещи, — вздохнула Карен. — Я понимаю вашу нервозность, мистер Джилби. Но сообщенные вами детали не наводят меня на мысль, что вам грозит опасность.
Верда, казалось, вот-вот хватит апоплексический удар.
— Сколько нас должно умереть, чтобы вы начали воспринимать все это серьезно?
— Вам кто-нибудь угрожал?
— Нет, — насупился Верд.
— Вы замечали, что кто-либо крутится возле вашего дома?
— Нет.
— Были ли у вас какие-то непонятные телефонные звонки?
— Нет.
Верд поглядел на Алекса, который отрицательно покачал головой.
— Тогда, простите, ничем не могу вам помочь.
— Нет, можете, — сказал Алекс. — Вы можете потребовать провести заново анализ краски, обнаруженной на кардигане Рози Дафф.
Глаза Карен Пири удивленно расширились.
— Откуда вам известно о краске?
Отчаяние и злость придали голосу Алекса резкость.
— Мы были свидетелями. А попросту говоря, подозреваемыми. Вы думаете, мы не заметили, как ваши коллеги делали соскребы со стен и снимали липкой лентой пробы с ковров? Так как насчет этого, констебль Пири? Как насчет того, чтобы все-таки всерьез попытаться найти убийцу Рози Дафф?
Уязвленная его словами, Карен выпрямилась и развернула плечи:
— Именно этим я и занимаюсь последние два месяца, сэр. И официальная точка зрения такова: анализ краски себя не окупит, ввиду малой вероятности обнаружения окрашенной ею поверхности.
Гнев, который Алекс копил в себе на протяжении многих дней, внезапно прорвался.
— Себя не окупит? Если есть хоть микроскопическая вероятность, вы обязаны за нее ухватиться, — заорал он. — Ведь других затрат у вас не предвидится. Не так ли? Вы же потеряли все то, что могло бы наконец подтвердить нашу невиновность. Вы понятия не имеете, как обошлись с нами ваши люди двадцать пять лет назад. Вы изуродовали наши жизни. Его избили до полусмерти… — Он ткнул пальцем в Верда. — Зигги бросили в «Бутылку». Он мог там умереть. Брилл попытался покончить с собой, и Барни Макленнан погиб из-за этого. А если бы Джимми Лоусон не подоспел в нужный момент, меня бы тоже изувечили. Так не смейте говорить мне, что что-то там себя не окупит. Просто выполняйте свою чертову работу. — Алекс повернулся на каблуках и пошел прочь.
Верд остался на месте, сверля глазами Карен Пири.
— Вы слышали, что он сказал? Так передайте Джимми Лоусону, чтобы он свернул свои удочки и постарался спасти наши жизни.
Джеймс Лоусон вспорол ей брюхо и, запустив пальцы поглубже, ухватил скользкие внутренности. Рот его скривился от отвращения. Соприкосновение кожи с влажными ускользающими живыми органами заставило его передернуться. Он вытащил внутренности, позаботившись, чтобы кровь и слизь остались на заранее подстеленной газете. Затем он кинул форель к трем, пойманным ранее.
Неплохой результат для этого времени года, подумалось ему. Парочку он зажарит к ужину, а остальные положит в маленький холодильничек своего дома-автоприцепа. Ими он позавтракает, перед тем как утром отправится на работу. Он встал и включил небольшой насос, тут же подавший в маленькую раковину струю холодной воды. Лоусон напомнил себе, что в следующий раз, отправляясь в это свое убежище на озере Лох-Ливен, нужно будет прихватить парочку пятигаллонных бутылок. Последнюю он перекачал в бачок этим утром, и, хотя всегда мог в случае необходимости попросить взаймы у соседа-фермера, одалживаться ему не хотелось. За прошедшие двадцать лет, то есть с тех пор, как он арендовал здесь кусок берега и перевез сюда автоприцеп, Лоусон всегда держался сам по себе. Так ему нравилось. Только он, и радио, и стопка триллеров. Его личное убежище, куда он мог скрываться, когда уставал от работы или семейной жизни. Это было место, где он подзаряжался энергией.
Лоусон открыл банку с молодой картошкой, слил воду и порезал ее. Затем, ожидая, пока нагреется сковородка для жарки рыбы с картошкой, он аккуратно завернул рыбьи кишки в газету и сунул в полиэтиленовый мешок. Туда же он засунет после еды кости и кожу, затем крепко завяжет мешок и оставит на ступеньках автоприцепа, чтобы выбросить утром. Нет ничего противнее, чем дышать ночью вонью протухшей рыбьей требухи.
Он бросил на сковородку кусок лярда, подождал, пока тот зашипит и станет прозрачным, потом высыпал в него картошку. Помешивая, он дождался, когда картошка станет золотистой, и положил туда же две форели. Сбрызнул их соком лимона. Привычное шкварчание подняло ему настроение, а запах обещал грядущее наслаждение. Когда все было готово, он переложил рыбу с картошкой на тарелку и устроился за столом, чтобы пообедать с удовольствием. И по времени вышло идеально. Звуки опознавательной мелодии радиосериала «Арчеры» полились из радиоприемника как раз в тот момент, когда он поддел ножом до хруста зажаренную кожицу первой форели.
Лоусон уже наливал себе чай, когда услышал то, чего совсем не ожидал здесь услышать. Хлопнула дверца автомобиля. Радио заглушило звук работающего мотора, но громкий хлопок прорвался сквозь актерскую болтовню. Лоусон замер, затем потянулся и выключил радио, старательно прислушиваясь к тому, что делается снаружи. Затем он, крадучись, подошел к окну и отогнул уголок занавески. Прямо у своих ворот он различил силуэт машины. Что-то вроде «гольфа», «астры» или «фокуса», подумал он. Точнее рассмотреть в темноте было трудно. Никакого движения он не заметил.
Стук в дверь заставил сердце сильно забиться. Что за черт? Насколько ему было известно, о точном его местонахождении знали только его жена и фермер. Ни коллег, ни друзей он сюда никогда не возил. Если он кого-то приглашал порыбачить, то в другое место, дальше по берегу.
— Минуточку, — крикнул он, поднимаясь на ноги и направляясь к двери. По пути он прихватил острый как бритва нож, которым потрошил рыбу. В конце концов, на свете было немало преступников, которые могли решить, что им нужно свести с ним счеты. Поставив ногу прямо за дверью, он чуть приоткрыл ее.
В полоске света, падавшего на ступеньки, стоял Грэм Макфэдьен. Лоусону понадобилось несколько секунд, чтобы его узнать. Со времени их последней встречи тот похудел и осунулся. Над впалыми щеками лихорадочным огнем сверкали глаза. Сальные волосы повисли неряшливыми прядями.