Формально он, возможно, был прав. Но ведь подполье – это не армия. И мы не на фронте. Сравнивать их нельзя. Я сказал ему, что ошибка в выборе средств борьбы менее преступна, чем бездействие, и что я требую доложить мое и Андрея мнение секретарю горкома.
Геннадий ухватился за это. Он обязательно доложит. Он был убежден – и не скрывал этого, – что секретарь примет его сторону. Но ошибся: Демьян поддержал нас. Мы придали своей группе боевой характер. Горячая, опасная борьба захлестнула нас. Мы быстро сжились с ней я быстро "обуглились".
Как бы ты ни был удачно «устроен» в городе, захваченном врагом, какой бы хитроумной выдумкой ни прикрывался, быть абсолютно уверенным в своей безопасности нельзя.
Понимал это каждый из нас. Понимал, что от личного благополучия зависит благополучие подполья. Нужно быть постоянно начеку. Опасность ходит рядом, под руку, спит с тобой в кровати, заглядывает в глаза. Нужно ежечасно, ежеминутно помнить: один непродуманный, опрометчивый шаг погубит не только тебя, но и твоего товарища и само дело.
А дело требовало борьбы. Борьбы жестокой, смертельной. И она не могла обойтись без жертв.
Первый удар мы приняли сразу же после захвата города гитлеровцами.
Исчез руководитель подполья – секретарь горкома Прокоп. Исчез загадочно и бесследно.
Всех охватила тревога. Высказывали смутные догадки, нелепые предположения. Геннадий допускал возможность бегства Прокопа с нашими частями. Демьян был уверен, хотя ничем не мог подкрепить свою уверенность, что Прокопа схватили оккупанты, когда проводили массовые аресты советских граждан. Прохор был настроен оптимистически и предлагал ждать: возможно, Прокоп, почувствовав угрозу, скрылся в лесу и скоро даст о себе знать. Но все это были только предположения и догадки. А жизнь требовала решений и действий.
Во главе горкома и подполья стал Демьян, и его заместителем назначили Прохора.
Связного Акима, знавшего всех трех руководителей, пришлось временно «законсервировать», чтобы оборвать нить возможной слежки. Ничего другого предпринять мы не могли, так как не знали, при каких обстоятельствах исчез Прокоп.
Работу не только не прекратили, но даже не ослабили. Подполье, подчиняясь непреложным законам борьбы, росло, мужало, крепло, приобретало организованность и превращалось в грозную силу. Группа Челнока распространяла листовки, разоблачала козни врагов и предателей, нащупывала среди горожан людей, способных отдать себя общему делу. Патриоты из группы Урала, как и разведчики нашей группы, проводили диверсионные акты, выкрадывали оружие, взрывчатку, собирали ценные для подполья сведения.
Боевики Угрюмого беспощадно расправлялись с пособниками оккупантов, предателями, провокаторами.
Весной, накануне Первого мая, неожиданно пролился свет на тайну исчезновения Прокопа. Люди Угрюмого схватили предателя Хвостова. Тот перед смертью дал покаянные показания. Через связного Колючего они попали к Прохору, от него к Демьяну и стали известны нам. Оказывается, еще до падения Энска сосед Хвостова Панкратов выболтал, что остается в городе для подпольной работы и назвал известного ему Савельева. Когда пришли немцы, Хвостов донес на Панкратова и Савельева в комендатуру. Савельева арестовали, а Панкратова не тронули, хотя вызывали на допрос.
Все звучало веско, правдоподобно и страшно.
Угрюмый не мог знать, что Савельев – это и есть Прокоп, как не мог знать, что Панкратов – это связной Аким.
Но поскольку Панкратов выдал Савельева, значит, он предатель и разговор с ним следовало вести как с предателем.
Надо было обдумать сложившуюся ситуацию.
Демьян счел нужным выслушать мнение всех членов горкома. Он знал Акима и, невзирая на такую неопровержимую улику, как признание предателя Хвостова, колебался. Геннадий требовал расправы над Акимом.
Я и Андрей колебались. Нас смущало, почему Аким выдал только Прокопа?
Ведь он был связан еще с Демьяном и Прохором. Их-то не тронули!
– У гестаповцев есть мозги, – возразил Геннадий. – Они поторопились с Прокопом и ничего не добились. Теперь осторожно выслеживают Акима, хотят вытянуть улов побольше. Пока не поздно, надо уничтожить Акима.
Андрей возразил. Если немцы знают о существовании Демьяна и Прохора, то немедленная расправа с Акимом ничего не даст, ничего не изменит. Это запоздалая мера. К тому же показания Хвостова всего-навсего признание врага.
Почему я должен им верить? Он мог оклеветать Акима… Прежде чем выносить приговор, надо проверить человека.
Геннадий взорвался. Что значит проверить? Где мы: в тылу врага или на своей территории? Тут дорога каждая минута. Что с ним цацкаться? Если он честный, этот Аким, почему не пришел и не рассказал о вызове на допрос?
– Это говорит опять-таки Хвостов, – заметил Андрей. – А мы должны сами во всем убедиться. Поэтому одновременно с проверкой Акима следует уточнить, ведется ли слежка за Демьяном и Прохором. Ведь о них гестапо должно быть известно, по версии Безродного. С этим делом легко справятся ребята Дим-Димыча и Угрюмого.
На том и порешили.
Наблюдение, организованное за Демьяном и Прохором, успокоило всех.
Слежки не обнаружили. Иначе получилось с Акимом. В середине мая два моих проворных хлопца доложили, что вечером тринадцатого Акима посетил на дому неизвестный человек. Он пробыл у Акима с полчаса, а потом прямиком отправился в полицию.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Что же теперь делать? Может быть, правы Угрюмый и Геннадий? Почему молчит Аким, почему не предупреждает Демьяна и Прохора об опасности? Значит, он предатель.
Следовало продолжить наблюдение за домом Акима, но мои ребята уже поработали, и их могли приметить. Поэтому Прохор дал команду дальнейшее наблюдение поручить Угрюмому.
Спустя дня четыре Угрюмый через связного доложил Прохору: дом Акима посетил «какой-то» молодой человек. Просидел у него до комендантского часа, а затем вместе с ним вышел. Они прошли до здания почты, уселись в поджидавшую их машину. Домой Акима привезли на этой же машине около часу ночи.
Теперь уже предательство Акима сомнений не вызывало, Геннадий приказал мне выкрасть Акима, доставить в наше убежище и допросить.
Я стал готовить ребят к операции, но осуществить ее не удалось. В ночь на девятнадцатое мая на глазах моих разведчиков к дому Акима подкатили три эсэсовца, произвели обыск и увезли Акима. Домой он больше не возвратился.
Наутро, на глазах опять-таки моего разведчика, гестаповцы схватили Прохора, когда он выходил из бани. Он пытался сопротивляться, но его избили и в бессознательном состоянии бросили в машину.
Геннадий оказался прав. Сбылись его худшие предположения. Надо было что-то предпринимать, и предпринимать немедленно.