— Ясно, — тихо ответил Бакаренко.
— С письмом Савушкина ознакомиться не желаете?
— Покажите.
— Хорошо. После того как вы мне ответите: перед походом сюда, ко мне, вы Виктору Павловичу, оперуполномоченному, у которого состоите на связи, звонили? Он вам посоветовал прийти ко мне?
— К сожалению, он в отпуске…
— Кому еще звонили?
— Никому.
— Читайте, — Костенко протянул Бакаренко письмо Савушкина, переданное ему особистом Ромашовым.
Тот словно бы обсматривал каждое слово, лицо закаменело еще больше, но когда дошел до фразы «в суде подтвердить правильность моих слов могут Граевский Роман Иосифович, он меня отхаживал в камере после допросов, и персональный пенсионер, ветеран КПСС Григорий Сергеевич. Оба живы, письменные показания дали в нотариальной конторе», — хрипло попросил стакан воды.
Выпив алчущими, но при этом медленными глотками, письмо вернул…
— Где гарантии, что, если я вам стану отвечать, это письмо не попадет в комиссию по реабилитации?
— Попроситесь в больницу, — Костенко усмехнулся, — с сердцем плохо… Больных не судят… А партбилет и погоны у вас и так отобрали, чего же бояться-то?
По этому делу ты не пойдешь, ты по Зое пойдешь, подумал Костенко, да и Савушкину уж не поможешь — три месяца как на Ваганьковском…
— Хорошо, — медленно ответил Бакаренко. — Я готов к собеседованию…
— Федорова отвечала на все ваши вопросы без принуждения?
— Без принуждения.
— Вы сказали, что ее вам передали… Кто?
— Помощник това… простите, Абакумова вызвал меня и Либачева… Сказал, что Зоя Федорова призналась в шпионаже в пользу американской разведки и в подготовке терактов против тов… против Сталина… Дал нам папку с записями ее разговоров с этим самым американским капитаном… Вот и все…
Костенко покачал головой:
— Не сходится, Иван Львович… Вы бы за шпионку «Красное Знамя» получили… А у вас только «Звездочка»… И в постановлении Особого Совещания ее в шпионаже не обвинили… Лишь разговоры в целях ослабления, подрыва и свержения Советской власти… Свидетелей практически не было, только данные, собранные на капитана Тэйта…
— Моя заслуга, что ее под шпионаж не подвели, ну меня и отблагодарили за это… Всю жизнь партии отдал, а сделал доброе дело — выставили из рядов…
— Как же вы рискнули? Против самого министра государственной безопасности восстали?
— А не надо из всех, кто тогда правил державой, делать недоумков. Недальновидность эта чревата рождением у молодежи нигилистического недоверия… О державе болею, не о себе…
— Между прочим, «держава» происходит от слова «держать», «не пускать», «обуздывать». Есть такая пословица из русской сказки: «Жил-был татарский державец…» А державец — это хан, владелец, султан… Это понятие к нам от татаро-монгольской оккупации пришло — «держава-то»… Аккуратней с ним обращайтесь… А что касается «безверия», то как вы мне объясните феномен веры в Сталина, который уничтожил всех, кто вместе с Лениным руководил Союзом Республик?
— Вместе с Лениным Союзом руководили Молотов, Калинин и Ворошилов.
— Молотов был техническим секретарем ЦК, Ворошилов — с четырьмя классами образования — сражался против Ленина в «военной оппозиции», а Калинин подписал декрет о «сплошной коллективизации». И править они стали после Ленина, а не вместе с ним… Ленин не правил, он руководил. Есть разница?
— История рассудит…
— Рассудила… Ее, конечно, можно и в четвертый раз переписать, сглотнем, но правда — сказана, чтоб ее убить, нужно карательный аппарат раз в пятьсот увеличить… Вы в органы пришли в тридцать пятом?
— Ничего подобного… В тридцать восьмом, накануне ареста Ежова… Я первые реабилитации проводил, когда Лаврентий Пав… когда тов… простите, когда Берия пришел…
— Сколько раз вы были у Абакумова по делу Федоровой? Чем он интересовался в первую очередь?
— Он ее сам вызывал, я только вел ее в секретариат…
— По скольку времени он ее держал у себя?
— Не помню… Часа по три, надо ведь размять человека, а уж потом приступать к делу…
— К какому?
— Не понятно, что ль? Она ж по дочке убивалась, крохотуля совсем была… Абакумов обещал ее выслать — без суда, потом, говорил, вернем, на студии восстановим, познакомим с иностранцем, англичанином вроде… Ну, мол, станешь с ним работать…
— К американцу ее тоже подвели?
— Нет. А в общем-то никто этого не знал, такие вещи това… Берия на личном контроле держал: взаимоотношения с союзниками, да тем более сорок пятый год… Не дала она Берии, вот он и взъелся… Это у меня такое предположение…
— Вы знали, что Зоя ни в чем не виновата?
— Она жила с американцем…
— Это криминал?..
— По тем временам — да!
— Но вы не верили, что она шпионка?
— Нет. Я и отмыл ее от этой статьи.
Костенко покачал головой:
— Вы ж подписали — для постановления Особого Совещания — «шпионаж, антисоветская пропаганда и преступная группа сообщников». Кто-то на ОСО оставил ей одну лишь «пропаганду». Кто?
— Не мой уровень. Не могу знать.
— Кто вам передал материалы с требованием оформить статью о шпионаже?
— Полковник Либачев.
Костенко снова закурил:
— Который мертв… След обрывается…
— Это точно, оборван.
— Помните Савушкина? — снова нажал Костенко.
— Помню.
— Кого вызывали на допросы по делу Федоровой?
— Запросите архивы… Столько лет прошло… Разве в голове все удержишь?
— Бориса Андреева, народного артиста, трудно из памяти выбросить…
— Так он мычал, ни «да», ни «нет»…
— Значит, кого-то помните… Ладно, найдем всех, кого вы выдергивали на допросы и очные ставки…
— Все поумирали, — усмехнулся Бакаренко. — Мартышкин труд.
— После того как шлепнули вашего шефа, люди все рассказали ближним…
— Пересказ — не улика… Нет и не может у вас быть улик… Нас теперь так легко не взять — демократия…
И Бакаренко вдруг рассмеялся мелким, трясущимся смехом.
В это время дверь отворил Николаша Ступаков и, не глядя на Костенко, сказал:
— Сейчас получим постановление на обыск у вас дома, Бакаренко… По поводу самогонного аппарата. Пошли, будем изымать, телевидение я уже пригласил, «Добрый вечер, Москва!» приедет… Лицо твое покажут москвичам, жди звонков и встреч в подъезде с теми, кто тебя опознает.