— Мемфис, — произнес Ник, по определителю номера поняв, что звонят из кабинета директора.
— Специальный агент Мемфис, сейчас с вами будет говорить директор.
— Хорошо.
Ник подождал, и вот уже сам директор торопливо пожелал ему доброго утра.
— Доброе утро, сэр, — отозвался Ник.
— Ник, полагаю, ты видел утренний выпуск «Таймс».
— Да, сэр.
— Ты уже нанял себе адвоката?
— Нет, сэр, пока не нанял, ведь отстранение от работы было неофициальным. Я надеялся, что все затихнет само собой, когда будет готово заключение криминалистов о подлинности документов. Что-нибудь изменилось, сэр?
— В общем, Ник, боюсь, нам нужно все обсудить. Ты можешь приехать сегодня для долгой беседы?
— Ну, особых дел у меня все равно нет, — заметил Ник.
— Отлично, утро у меня расписано, и обед я тоже не могу пропустить, так что давай в три часа дня.
— Да, сэр.
— Ник, я пришлю за тобой машину. Судя по голосу, ты не слишком нервничаешь, но я предпочел бы не рисковать.
— Это было бы просто замечательно. Вдруг я потеряю самообладание и, выезжая на улицу, передавлю до смерти девятнадцать борзописцев.
— Вероятно, это сделало бы тебя национальным героем. Хорошо, Ник, машина приедет за тобой в два.
— Благодарю вас, сэр.
Ник полностью оделся, но затем, повинуясь бунтарскому духу, сорвал с себя белую рубашку, швырнул ее в корзину с грязным бельем и надел вместо нее голубую. «Пусть это станет посланием!» — подумал он, завязывая галстук.
Сняв гибкие наручники, ирландцы нацепили вместо них кандалы, предоставившие Бобу большую свободу движений. Ему позволили сходить в ванную. Затем последовала тщательно подобранная еда: богатые белками батончики, замороженное блюдо, разогретое в микроволновке, банка диетической кока-колы. Боб съел все, поражаясь тому, как же он голоден, несмотря на отчаянный недосып. Он начал было чувствовать себя вернувшимся к цивилизации, но тут ему завязали глаза.
После чего Джимми и Реймонд провели Боба, шаркающего маленькими шажками связанного человека, по коридору, направляя его своими массивными тушами, втолкнули в какую-то дверь и усадили на складной стул. Минут пять Боб слушал за спиной возню явно с механическим устройством, насколько он смог понять, небольшим аппаратом, гадая, завершилась ли фаза с водой и не начнется ли теперь фаза с электрическим генератором и подачей разрядов к интимным местам. Но тогда зачем его накормили?
— Ну хорошо, снайпер. — Энто бесшумно опустился рядом с Бобом. — Наверное, так угодно Богу, но ты мне нравишься. Я полюбил тебя, как мужчина мужчину. Какой же ты герой! Господи, мне бы хотелось быть таким же.
— Эй, ты что, записался в гомики? — спросил Имбирь.
— Похоже на то, мальчики, но на самом деле это совсем другое. Нет, я не собираюсь трахать этого парня, просто выплачу ему то, что он заслужил. Все мы бьемся над проблемой, как его сломать. Задача не из приятных, но ее нужно выполнить, ведь так?
— Точно, — подтвердил Реймонд.
— Но посмотрите, что сделал наш Бобби. Он показал всему миру, какие мы, снайперы, хорошие, храбрые, сильные, лучшие из лучших. Он представил нас благородными рыцарями, а не теми подлыми кровожадными собаками-убийцами, какими мы были на протяжении многих лет. Он выдерживал испытание водой весь остаток ночи, все утро и даже половину дня. Он крепкий парень, никто не сможет это отрицать. Да уж, он такой.
— Энто, ты думаешь, его нельзя сломать? — уточнил Реймонд.
— Возможно, еще не все потеряно. — Энто повернулся к Бобу. — Мы с ребятами установили, что небольшой перерыв, отдых, какая-то новая информация и даже надежда могут произвести огромный эффект. Человек осознает комфорт нормальной жизни, и еще одна сессия с ведрами перестанет казаться ему такой уж привлекательной. Он вдруг поймет, что не сможет набраться твердости, и решит сдаться, так что надобность в водных процедурах отпадет сама собой. Все мы устали, всех нас клонит в сон, поэтому так будет лучше для всех. Ты не слишком крепкий для новой пытки. Поэтому я придумал вот что. Сейчас я покажу тебе ту маленькую фиговину, из-за которой все случилось. Ты увидишь ее, поймешь, в чем дело, и для такого человека, как ты, отправившего на тот свет почти три сотни бедных невинных душ, станет очевидно, что, по нашим с тобой меркам, это пустяки. И ты начнешь гадать, за каким хреном тебе терпеть муки с утоплениями и блевотиной ради такой никчемности? Ну а когда эта мысль пустит корни у тебя в сознании, мы снова поговорим и посмотрим, нельзя ли уладить нашу маленькую проблему полюбовно, так, чтобы все были счастливы. Ты готов?
Повязку сняли. Боб заморгал, щурясь от света, привыкая к вернувшейся способности видеть. Наконец он смог разглядеть небольшую комнату, застеленную линолеумом, безликую и пустую. Перед ним был настоящий киноэкран, не плоский плазменный монитор чудовищных размеров, а старый белый экран со специальным блестящим покрытием для лучшего светоотражения, настоящая реликвия пятидесятых. Экран был установлен на шаткой треноге: на таком Оззи показывал Гарриет и ребятам домашнее видео. [74]
— Пришлось здорово побегать, разыскивая это антикварное чудо, — сообщил Гроган. — Однако именно старые вещи — вот подлинные сокровища. Итак, снайпер, ты, наверное, думал, что наша маленькая тайна имеет какое-то отношение к некой давно забытой жестокой трагедии? Гм, давайте-ка пофантазируем. Жители деревни отказываются оставить свои дома и освободить место для прокладки трубопровода, и подрядчики безжалостно расправляются с их черными языческими задницами. Что-нибудь в таком духе? Или это какая-то масштабная деловая сделка, которую его светлость Констебл провернул с русской мафией, «Аль-Каедой» и национальной гвардией. Краденые боеголовки для жителей Молуккских островов, тяжелая вода для албанцев, отравленное птичье дерьмо для индейцев дакота, мечтающих о своем независимом государстве. Но нет, ничего такого, всего лишь один человек пытается скрыть свою давнюю ошибку и отмазаться от того, что ты, я, ребята и все, кто сражался за родину и короля, делали так хорошо. Случилось нечто, чего не должно было быть, трагическая смерть, однако так устроен наш порочный мир, так было прежде, так происходит сейчас и так будет всегда. Такова цена действия: трагедия, преступление и позор. Но верно ли только из-за чистой справедливости разрушать создаваемое годами, тогда как более подобающей линией поведения было бы прощение, за которым последует забвение? Я говорил об этом с его светлостью, поскольку должен был знать правду, перед тем как вместе со своими ребятами взяться за работу. Я хотел понять, праведно ли то дело, за которое я принимаюсь с риском для себя и своих ребят. Его светлость продавал свой товар, и я был придирчивым покупателем. Так вот, сейчас я постараюсь убедить тебя так, как он убедил меня, и, когда я закончу, ты поймешь, что следует делать, — я в этом уверен. Имбирь, начинай сеанс.