Они приостановились сами, ожидая, когда археолог приблизится. Они, очевидно, предвкушали легкую расправу. Это были настоящие бандиты, в отличие от членов Братства, поэтому доктор Джонс не колебался: набрал рукой повод, замедляя движение, после чего тремя выстрелами свалил троих седоков на дорогу. Остальные, всё вдруг осознав, превратились в стремительно исчезающий в пыли мираж — мстить за погибших товарищей было не в традициях этих здравомыслящих людей. Тогда доктор Джонс собрал освободившихся лошадей, держа их за уздечки, и погнал обратно.
Он спрятал добытый гужевой транспорт на противоположной стороне холмов, привязав концы поводов к крепенькому приземистому деревцу. Лошади предназначались для отца, для Маркуса Броуди и, в перспективе, для Эльзы Шнайдер — ровно три. Больше, по его мнению, эти средства передвижения никому не могли потребоваться.
Бой между тем заканчивался. Немцы, хоть их осталось мало, героически пытались перейти в атаку. Членов Братства осталось и того меньше, однако они пытались героически защищаться. Танк, взобравшись на склон, безжалостно подавлял из имеющихся на борту пушек последние очаги сопротивления — как на одной, так и на другой стороне гряды. Генри Джонса нигде не было видно, ни живого, ни мертвого. Всадник промчался вдоль линии фронта маленьким грозным смерчем, разбрасывая в обе стороны вопль:
— Отец, отец, отец!
Ответа не последовало, зато оживился танк. Все правильно: внутри командовал господин оберштурмбанфюрер Вернер Вольфганг. Благородная ненависть нациста к личному врагу удачно совпала с ненавистью к врагам рейха, поэтому танк прекратил расстрел обреченных солдат Храма и начал сползать с холма обратно на дорогу. Индиана, так и не обнаружив Джонса-старшего, поскакал обратно, вот тут-то и пересеклись траектории соперников.
Танк был настоящим чудовищем. Чем ближе к нему находишься, тем яснее это понимаешь. Модель Т-II — не из новых, но тоже впечатляет. Тридцатимиллиметровая броня, пушка калибром 37 миллиметров. Трудно представить, чтобы человечество придумало что-нибудь более страшное и совершенное.
Они неумолимо сближались, рыцарь и монстр. Дернулась малокалиберная боковая пушка, отрыгнув снаряд. Промах! Рыцарь на несколько мгновений покинул дорогу, чтобы зачерпнуть, не слезая с коня, горсть грязи в кулак — продемонстрировав таким образом красивый прием джигитовки, взятый из русских цирков. И два вихря помчались параллельно, сблизившись на расстояние поцелуя. Выдержав паузу (попросту собравшись с духом), Индиана прыгнул, изо всех сил стараясь не задеть гусеничную ленту. Он смотрел на раскрытый люк, он стремился именно туда — изнутри взорвать этого зверя, — но сначала требовалось сделать кое-что другое. Он вскарабкался по броне, помогая себе одной рукой, сохраняя подготовленную для диверсии грязь, после чего замазал смотровую щель водителя.
Ослепший монстр затормозил, потеряв ориентировку.
Пока совершалась эта мелкая пакость, из люка танка появилась рука с парабеллумом, затем и сам владелец парабеллума. Поймав краем глаза постороннее движение, Индиана среагировал раньше, чем стрелок сообразил, куда целиться. Трофейный пистолет не дрогнул в его руке. Убитый член экипажа молча сполз обратно. Следующий боец выскочил из чрева танка, как пробка из шампанского, — два выстрела прозвучали одновременно. И обе пули ушли мимо: танк резко развернулся. Очевидно, водитель пытался нащупать дорогу, руководствуясь указаниями командира. Вторую смотровую щель Индиана не успел замазать. В результате враги попали в объятия друг другу — буквально! — и огнестрельное оружие куда-то подевалось. Драться на дергающемся танке очень неудобно, достаточно одного неловкого движения, чтобы навсегда потерять равновесие. Немец оказался менее ловок. А может, ему помог упасть прямой левый в голову, который удачно провел археолог. Так или иначе, но солдат рейха зацепился ботинком за клепаную деталь неясного назначения и рухнул на дышащие пылью траки.
Неуловимое мгновение — и трепыхающееся тело уехало вместе с гусеницей. Разинутый в крике рот исчез под опорным катком…
— Инди! — позвал чей-то голос.
Доктор Джонс оглянулся.
Он замер. И танк тоже вдруг остановился, успокоившись.
Из люка выглядывал отец.
— Что ты здесь делаешь? — ошалело спросил сын.
— Я хотел увести Маркуса с дороги, — виновато объяснил Генри, — но они забрали нас обоих.
— А что здесь делает Маркус?
— Его заставили быть консультантом, вместо меня. Вывезли из Венеции, вот почему мы не нашли его там. Он ведь хороший специалист, Маркус…
— Дети! — закричал Индиана. — Дети вы малые! Ну что вы суетесь-то во все, под ногами путаетесь!
— Они просили тебя спуститься к ним в танк, — обиделся старик. — Сказали почему-то, что ты обязательно выполнишь их просьбу, я не понимаю только почему. А вообще, ты грубиян, младший.
— Я должен спуститься, потому что иначе они убьют вас, сэр, — выцедил Индиана. — Пусти, дай мне залезть.
— Убьют? — озадачился Генри, отступая.
Сильные руки приняли гостя и грубо усадили на рифленый настил. Встретивший его немец, очевидно, был командиром экипажа — на это указывало суровое, взмокшее под шлемом лицо воина. Вернер Вольфганг располагался здесь же, в верхнем отсеке. Из нижнего моторного отсека выглядывал водитель, с таким же суровым потным лицом. Больше в экипаже живых немцев не осталось, обоих стрелков доктор Джонс вычеркнул из списка. По углам жались два старика. Труп солдата лежал на решетке. Было жарко и тесно.
— Как поживаете, Маркус, — не вполне приветливо буркнул Индиана.
Броуди ничего не ответил, загнанно глядя на всех сразу и держась руками за радикулитную спину.
— Со мной не поздороваетесь? — весело поинтересовался Вольфганг. — Ну, как хотите.
Он уверенно направлял в цель офицерский вальтер, готовый к немедленному употреблению. Именно этим и объяснялось его хорошее настроение.
— Правильно Эльза говорила! Пока вы, Джонсы, вместе, с каждым из вас можно делать, что угодно.
Командир танка также был вооружен и, судя по нездоровому огню в глазах, очень опасен для пойманного врага рейха. Так и оказалось. Стоило Вольфгангу лишь легонько кивнуть подчиненному, как тот с наслаждением обрушил пистолет на голову пленника — рукояткой в теменную область. У танкистов, значит, было принято мстить за погибших товарищей…
Мир разломился.
Отец крикнул: «Инди!», но сын этого не услышал. Отец поднял голову и странным долгим взглядом посмотрел, играя желваками, на удовлетворенно ухмыляющегося офицера, но потерявший сознание герой не мог ощутить вскипевшей в старом профессоре ярости. Оберштурмбанфюрер, уже не обращая на поверженного соперника никакого внимания, приказал командиру танка:
— Вот что, обер-лейтенант. Придется тебе очистить смотровую щель. Потом соберешь всех наших, кто остался…
Через несколько минут, когда подчиненный исчез, унося в сердце приказ, а начальник обратился к водителю танка: «Чего стоишь, езжай к грузовикам!», Индиана еще не очнулся.