Томилин поглядел – девчонка была права, сапоги просили каши. Ночью он не понял, в чем дело, хотя чувствовал, что идти все труднее, и вот на тебе!
Володя поднял на девушку откровенно жалобный взгляд.
– Это уже полный финиш! – с отвращением сказал он. – И что прикажешь теперь делать?
– Надо было вовремя переодеваться, – заметила Полина. – Пофрантить захотелось? В форме покрасоваться?
– Да не в этом дело! Это все водка, – покаянно признался Томилин.
– Да какая теперь разница что? Теперь башмаки новые искать надо. А еще побриться бы тебе не мешало и умыться. Тут родник неподалеку. Проводить?
– Знаешь, такая вышла неловкость – бритвенных принадлежностей не захватил, – криво улыбаясь, сказал Володя. – Один вариант, до Веснянки добраться надо.
– Кстати, насчет Веснянки, – девушка подошла ближе, уселась на землю напротив Томилина и обхватила руками колени. Взгляд ее был необыкновенно серьезен. – До меня не дошло, а чего ты туда так стремишься? Ведь, насколько я поняла, тебя оттуда вышибли, и причем со скандалом. Надеешься получить заработанное? Не думаю, что обиженный режиссер проникнется твоим положением. Составит акт, что ты в нетрезвом виде сорвал съемку, затеял драку, все подпишутся – ведь друзей у тебя там, похоже, нет, – и тебя еще, глядишь, за решетку отправят. Не боишься такого поворота событий?
Томилин задумчиво потер щетину на щеке.
– М-да, ну и картинку ты нарисовала! И что интересно, на правду похоже, аж мурашки по коже… Но у каждой медали имеются две стороны. Во-первых, я явлюсь с повинной, а повинную голову, как известно, меч не сечет. Во-вторых, Прохоров сейчас уже остыл и сообразил, что каскадеров ему все равно взять неоткуда, особенно за те деньги, которые он платит. И кстати, о деньгах. Это самая болезненная тема. Пусть расценки уже не те, что можно было срубить раньше, и снялся я пока всего в нескольких трюках, и делить там придется с ассистентами… Все равно получается приличная при моих обстоятельствах сумма. Думаю, долларов двести мне накапало. А если с Прохоровым помиримся, то дальше можно будет работать… Нет, Полина, не все так плохо!
Девушка с сомнением посмотрела на его помятую фигуру, заросшую щетиной физиономию, сапоги, просящие каши, и покачала головой.
– А что ты предлагаешь? – с вызовом спросил Томилин. – Что, у меня есть выход? Может быть, ты мне дашь взаймы?
– Может, и дам, – нахмурившись, ответила Полина. – Все будет зависеть…
– От чего?
Девушка как-то странно посмотрела на Томилина.
– У тебя действительно нет никого родных? Как ты говорил? Ни единой души?
Володя пожал плечами.
– Можно сказать и так… А почему тебя это волнует? Мне по фигу. Так даже проще. Никто не учит жить, и вообще. Но, строго говоря, в Зеленодольске у меня дядя, брат отца, Томилин Вячеслав Сергеич. В каком-то смысле я ему благодарен, он меня от тюряги отмазал, когда я по молодости в уголовщину влез. Чего смотришь? Было дело… Грабанули с ребятами валютчиков. Да мне не деньги нужны были, деньги меня не сильно интересовали, они ко мне никогда не липли, мне романтики хотелось. Но я так, сбоку припеку там оказался, а ребята со мной злые были. Короче… А чего я тебе все рассказываю?
– Знаешь, у меня ноутбук с собой, – сказала Полина. – Я вчера ночью решила тебя в Сети пробить. Так, на всякий случай… Ну, каскадера Томилина я не нашла, как ни старалась, зато наткнулась на одно объявление…
Что-то в тоне девушки Володе не понравилось.
– Что за объявление? – враждебно спросил он. – Чего тянешь?
– Вот, слушай… Зеленодольская областная нотариальная палата разыскивает наследников следующих лиц: Томилин Вячеслав Сергеевич, год смерти 2012, нотариус: Самойлова Марина Константиновна. Так, может, это к тебе отношение имеет, как думаешь?
Небритое лицо Томилина сделалось растерянным и удивленным.
– Что?! Дядька помер? Ничего себе! Он же здоровый как бык был. Хотя когда это было!.. Это теперь, что же, выходит, я и правда один на свете остался?
Станислав Игоревич Маевский, подвижный и румяный, приятно пахнущий дорогой туалетной водой, точно колобок, вкатился в кабинет коммерческого директора фирмы «Секунда» и с порога жизнерадостно провозгласил:
– Доброе утро, Лидия Михайловна! Дела идут, как я вижу! И это хорошо. Рад видеть всех в добром здравии. Здравствуйте, Анна Петровна, здравствуй, Олег! Ну, что тут у нас?
Кроме директора, Лидии Михайловны Чекановой, красивой, но уже далеко не первой молодости женщины, в кабинете находились главбух фирмы Анна Петровна Воробьева, женщина совсем некрасивая и немолодая, и еще Олег Крутов, высокий, кучерявый красавчик, числившийся при Чекановой чем-то вроде личного секретаря, а на деле исполнявший обязанности более интимного характера. Маевский был в курсе, что подобные отношения сложились между ними еще при жизни Томилина. Не исключено, что покойник тоже был посвящен в этот секрет, а потому и не включил свою любовницу в завещание. Он не прощал малейшей неверности ни в делах, ни в дружбе, ни в любви, хотя сам давал очень мало. Замечал соринку в глазу любого, как говорится. Может быть, и к племяннику оказался благосклонен только потому, что давно не имел возможности к нему присмотреться. Подобный эффект Маевский замечал и на себе. Когда они с Томилиным долго не виделись, тот мог быть терпимым, но при ежедневном общении становился просто невыносим. И это несмотря на то, что, как юрист, Маевский был посвящен в святая святых фирмы. Томилина этот аспект не смущал. Он был уверен, что люди вокруг принадлежат ему с потрохами. Наверное, он был бы находкой для психиатра, но кому бы пришло в голову направить Томилина к психиатру? Такому смельчаку самому пришлось бы потом обращаться к врачам. Нет, смерть Томилина многих заставила испытать облегчение. Маевский своими глазами наблюдал, какая приподнятая атмосфера царила на похоронах старого чудака, и если бы не его выкрутасы с завещанием, все было бы вообще прекрасно.
Между тем обе женщины углубленно и сосредоточенно копались в каких-то бесконечных бумагах, параллельно то и дело посматривая на монитор компьютера, стоявшего на столе перед Чекановой. Олег, маячивший за спиной своей покровительницы, откровенно скучал, и приход Маевского заметно его обрадовал. Бумажные дела, особенно бухгалтерские, навевали на него смертельную скуку.
– Станислав Игоревич, что слышно? Когда эта жара наконец закончится? – спросил он у Маевского. – Я понимаю, лето, но это уже перебор, я считаю. Говорят, кое-где уже лесные пожары начались…
По-своему Крутов был счастливым человеком. Проблемы томилинского наследства волновали его меньше, чем жара на улицах. Ему было достаточно тех благодеяний, которыми его осыпала стареющая любовница. По-своему Маевский завидовал этому красавчику. Сам он никогда похвастаться успехом у женщин не мог – рожей не вышел. Крутов занимался спортом – тягал железо, боксировал, замечательно плавал, а Маевский изо всех видов спорта освоил только шахматы. На Крутове великолепно сидели костюмы, плащи, и даже плавки. Маевский весьма тщательно относился к подбору одежды, но любые «бриони» смотрелись на нем… ну, уж не как на корове седло, но сидели, если честно, так себе. При всем при этом всерьез к такому человеку, как Крутов, он, конечно, не мог относиться, а все-таки иной раз бывало обидно. Маевскому хотелось, чтобы красивые женщины замечали и его тоже. Замечали как мужчину, а не как проныру-адвоката, который на ходу подметки режет. Но так уж хитро устроена человеческая натура, что на самом деле этот свой главный талант Станислав Игоревич не променял бы ни на одну красавицу в мире. Ну, разве что предложили бы в придачу миллионов десять в швейцарском банке. Но почему-то подобных предложений Маевскому никто не торопился делать, и его отношения с красавицами оставались большей частью умозрительными. Впрочем, наследство Томилина открывало перед ним неплохие перспективы. Принимая плотное участие в его перераспределении, Станислав Игоревич надеялся, что место в кругу новых хозяев ему обеспечено. Владея малодоступной информацией, будучи неплохим юристом, зная подноготную фирмы «Секунда», он мог на это рассчитывать. Ради собственного спокойствия Орешин будет вынужден допустить его до кормушки. Такой вывод казался логически неоспоримым, но все-таки червячок сомнения грыз Маевского с той самой минуты, как он ввязался в эту выгодную, но юридически некорректную операцию. Большой практический опыт подсказывал ему, что в деловом мире далеко не все происходит согласно законам, будь это законы юридические или законы логики. Правила игры тут были своеобразные, зачастую меняющиеся согласно обстоятельствам или чьей-то злой воле, а логические нестыковки убирались грубо и просто, как обрубаются сучки на поваленном дереве. Вступая в игру, благодушествовать нельзя, но и постоянно переживать, поддаваться панике тоже не конструктивно. Тот, кто переживал, шампанского точно не пил. Станислав Игоревич был уверен, что ему еще не раз суждено отмечать победу в игре бокалом шампанского.