– А я? Сеня, ты обо мне подумай: если чего с тобой случится, что я одна делать буду, как доживать? Вот все вы, мужики, такие, никогда о женщинах не думаете. Что Матюша таким был – пошел воевать по контракту, о нас не подумав, что ты – старый, а туда же!..
– Мать, ты мне дашь поесть спокойно? – Арсений Матвеевич в сердцах стукнул ложкой по столу.
– Да ешь, не обляпайся...
* * *
Вечер пришел с желанной прохладой, идущей от воды. Берег озера опустел. Ничего, кроме бульдозера и серого забора из профиля, за которым теперь лежали новые фундаментные блоки и кирпич, привезенный на двух «КамАЗах» и выгруженный в пачках.
Плотники начали мостить пристань для лодок. На ровной площадке, которую разровнял-таки бульдозер, наложили досок, в воду вбили сваи. Плотники работали до самых сумерек, пока другие рабочие устанавливали будку сторожа, а электрик тянул с ближайшего столба провода.
– Все, завтра к нам придут, – обреченно вздохнула, посмотрев в окно, Татьяна Семеновна, – вышвырнут из дома, снесут его бульдозером...
– Ща! Так мы отсюда и ушли, ешкина вошь!
Женщина с грустной усмешкой посмотрела на мужа, встала и прошла в комнату сына. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как ее любимый Матюша ушел в армию. Железная узкая кровать была застлана зеленым покрывалом, три подушки стояли пирамидкой – одна на другой, верхняя, самая маленькая, чуть больше тетрадного листа. Каждая была одета в расшитую крестиком наволочку. У окна стоял письменный стол, старый, ему было, наверное, уже лет тридцать, если не больше. Отец купил его у одного знакомого в городе, он и тогда-то был уже не новый. На столе стопочкой лежали учебники одиннадцатого класса. Настольная лампа с железным абажуром – такие выпускали после Второй мировой. У стола стоял венский стул, на окне висели строгие шторы зеленого цвета – Матюша сам выбирал их, когда учился в восьмом классе. Книжный шкаф, небольшой шифоньер, тумба, на которой стоял магнитофон. На полу лежала вязанная крючком пестрая дорожка. Татьяна Семеновна когда-то сама вязала ее из пестрых ленточек, нарезанных из старых кофт и платьев. Все, больше ничего не было в маленькой комнатке.
Женщина стояла, прислонившись к косяку, и с тоской смотрела на этот домашний музей. Она перевела глаза на стену, на которой висела фотография Матвея в рамке. На ней он был в военной форме, с медалями на широкой груди. Неужели все это завтра-послезавтра сравняет бульдозер? В эту комнатку она принесла сына, когда ему была всего неделя от роду. Он тогда весил около четырех килограммов и все время спал. Его крохотный носик-пипка был розовым, как и полные хомячьи щечки. Бутуза положили на родительскую кровать и распеленали.
– Ну, мать, спасибо тебе! Богатыря ты мне родила, – сказал тогда Арсений Матвеевич, поцеловав жену.
Он долго рассматривал сына и вдруг прослезился:
– На деда похож, ешкина вошь... Назовем Матвеем?
Она только кивнула, счастливая.
– Как скажешь, Сеня...
– С меня сережки. Золотые... А второй будет дочка! Алёнка. Нужно же тебе помощницу! А то как ты одна с нами, мужиками?..
Но полтора года спустя, когда Татьяна была беременна второй раз, случился пожар в доме ее сестры. Она тогда поехала к ней на именины, взяла с собой маленького Матюшу. Арсений остался присмотреть за домом и скотиной. У сестры было тогда уже двое – младшей Маринке только исполнилось шесть месяцев, старший был на год взрослее Матвея. Пьяный муж сестры, «набравшись» на радостях, запустил самогонный аппарат. Ночью аппарат взорвался, и деревянный дом вспыхнул, как спичка. Татьяна проснулась от едкого удушливого дыма. Первая мысль была о сыне: как он? Матвей спал вместе с ней на диване в горнице. Она схватила его и бросилась к выходу, ища его в темноте и дыму на ощупь...
Потом она вытащила из огня двух племянников и потерявшую сознание сестру. Всех она складывала во дворе, прямо на траве. Потом попыталась вытащить и мужа сестры, пьяного в стельку Степана, но, потеряв сознание, упала в сенях...
Очнулась Татьяна только через сутки в больнице. Ей сообщили, что с сыном ее все в порядке; он, правда, в больнице, но всего лишь наглотался дыма и теперь идет на поправку. Что сестру и старшего ее сына откачали, а вот шестимесячную Полинку – нет... Слишком тяжелой нагрузкой для малютки оказалось наглотаться едкого дыма. Степан лежал в ожоговом центре, у него было почти пятьдесят процентов поражения кожи. А вот она, Татьяна, потеряла ребенка и теперь вряд ли сможет иметь детей. Женщина разрыдалась так, что сбежались врачи, стали успокаивать ее, дали выпить каких-то таблеток, сделали укол. Но она все равно рыдала навзрыд: она потеряла своего мальчика, трехмесячного, хотя и не рожденного еще. У нее было бы два сына! А третьей точно была бы Аленка...
Татьяна Семеновна смахнула набежавшую от таких воспоминаний слезу. И почему в жизни все так несправедливо устроено? За что ей такое наказание? Кажется, она всегда честно трудилась, почитала своих родителей, работала, копейки ни у кого не украла, словом худым никого не обидела... Выйдя из больницы, она попросила мужа отвезти ее в церковь, что отреставрировали в то время в Еремеевке...
Разговор с батюшкой не сильно-то облегчил ее душевные страдания. Отец Федосий велел ей терпеть – мол, и Христос к тому же призывал. Татьяна приехала домой опустошенная. Похоронили малышку сестры. И зажили все, как и прежде: работали с утра до ночи, возились в своих огородах да на скотных дворах, но теперь пуще глаза Татьяна берегла своего единственного сыночка Матюшу...
* * *
Владимир, Иван и двое их боевых друзей готовили шашлык. Они были в гостях у Ивана, на том участке, где был заложен фундамент будущего большого дома. Кирилл и Илья – те самые ребята, которых спас Матвей, прикрыв их отход в горах, – приехали теперь в гости к командиру. Они решили встречаться хоть раз в год и отмечать свое боевое рождение таким вот способом – на природе, с друзьями и шашлыком. Участок Иван взял себе на самой окраине города, недалеко от него зеленел лес, и рядом строились такие же коттеджи.
– Ну, командир, за твой будущий дом! – сказал Владимир, поднимая бокал с вином.
– Давай! Правда, тут пока один фундамент. – Иван повернулся и посмотрел на уложенные в яму блоки.
– Был бы фундамент, а стены нарастут, – весело заверил командира Кирилл, высокий бравый молодец, и выпил свой бокал.
– Чтоб вам всем славно жилось в этом доме! И тебе, и жене, и детишкам вашим. – Второй парень, невысокий худощавый Илья, тоже выпил.
– М м! Шашлык почти готов. Налетай, братаны!
Вторую чарку выпили за погибшего за них Матвея и за всех ребят, кто сложил свои головы в той проклятой войне.
– Кстати, о кирпиче... – Владимир загадочно подмигнул друзьям.
– Неужели и кирпич есть дармовой? – удивился Иван.
– Есть. Условие то же: самовывоз.
– Да нет базара!
– Но есть одно препятствие: на стройке теперь сидит сторож.